Северный Шаман

Описание:

Действие происходит после событий фильма "Тор". Упав в бездну, Локи оказывается затянут во временную петлю и попадает в Мидгард, в III век до н. э.

---

1. Ночь в Вавилоне

Теплая вода нежно ласкала кожу, а аромат благовоний и масел кружил голову. Гефестион откинулся назад и позволил ловким и нежным рукам персиянки расчесать ему волосы гребнем из слоновой кости.

За широким оконным проемом стояла бархатная вавилонская ночь. Из зал роскошного дворца, некогда принадлежавшего царю царей державы Ахеменидов, доносились пьяные голоса новых завоевателей. Македонские воины, уставшие от громких битв при Иссе и Гавгамелах, окрыленные стремительной победой и персидским вином, праздновали конец правления Дария и воцарения их собственного молодого царя. Отныне имя Александра, сына Филиппа, не было пустым звуком по обе стороны Геллеспонта. Никто уже не отважился бы назвать молодого македонского басилевса самонадеянной выскочкой и юнцом. Однако в ту ночь для пьяных солдат и гетайров осознание этого постепенно переходило от великого события к великому поводу выпить. Вино лилось рекой, а красивые танцовщицы и полуобнаженные юноши сводили с ума и так далеко не трезвые головы.

Однако самого Александра среди пировавших не было. Он извинился перед друзьями и, сославшись на усталость, удалился в свою новую спальню, ослеплявшую роскошью и излишеством. После его ухода Гефестион сразу же понял, что его друг и царь не был намерен возвращаться за пиршественный стол. Прожив почти всю свою сознательную жизнь рядом с Александром и будучи ему наперсником и ближайшим другом, Гефестион как никто другой мог предсказывать его поведение. И потому он тоже при первой же возможности покинул празднество, которое постепенно перерастало в обычную буйную попойку и в которой ему не хотелось принимать участие. Тем более что новая рабыня-персиянка, которую ему подарили в первый же вечер в Вавилоне, привлекала его округлыми формами, томным взглядом блестящих глаз и смуглой бархатной кожей.

То, что девушка была счастлива оказаться подаренной своему новому хозяину, было понятно и без слов. Гефестион был не просто красив. Этому македонскому Адонису было достаточно просто поднять взгляд своих огромных бездонных голубых глаз, чтобы заставить женское сердце трепетать. Подаренная в качестве трофея персиянка не оказалась исключением. Едва она посмела посмотреть на своего нового хозяина, как тут же пылко зарделась. Они были близки уже в первую же ночь. Ее ласки и нежность были именно тем, чего так не хватало изнеженному македонянину в военном походе. В глубине души Гефестион был философом. Он никогда не стремился к ратным подвигам, но не смел отказаться от карьеры воина, в первую очередь потому, что это причинило бы боль Александру. Будущий властитель мира желал, чтобы его ближайший друг был рядом с ним. Единственная душа, способная понять и принять его таким, какой он был. Не укорять, не пытаться учить или образумить, а просто слушать и разделять взгляды, стремиться вместе с ним, верить в него. И Гефестион был рядом, преданно и безропотно, даже несмотря на неприятие насилия и жажды прекрасного и возвышенного.

Девушка с кожей, бархатной словно лепестки роз, даже несмотря на отсутствие особой возвышенности была прекрасна. Гефестион закинул руку за голову и поймал ее тонкое запястье.
– Тия! – прошептал он, называя ее по имени.

Она отложила гребень на невысокий столик с резными ножками и встала перед ним. Затем ее пальцы легко расстегнули застежки на платье, позволяя шелковой ткани сползти на пол, обнажая ее красивое тело. Она перешагнула через края ванны и, обнимая его за плечи, погрузилась в теплую воду рядом с ним.

Гефестион был далеко не трезв. Несмотря на то, что он рано покинул пир, вина он выпил немало. Запах благовоний, полумрак и пленявшая красота девушки довершали дело, окончательно сводя его с ума от неги и желания. Их губы, наконец, встретились в жарком поцелуе, и то, что было потом, Гефестион помнил смутно.

***
Это была очередная ночь, одна из многих бесконечных ночей, когда осознание собственной беспомощности особенно сильно жгло его душу. Хотя где-то в уголке его мозга жила мысль о том, что он сам был виноват в собственных злоключениях. Осознание того, что он получил по заслугам, приходило реже, точнее он сам упорно сопротивлялся этой мысли. Когда же ей все-таки удавалось пробиться сквозь все, выстроенные им стены, она наполняла его существо до сладости болезненным чувством поражения, уносящим его в темный омут собственных самых порочных ощущений. А потом приходила тоска, тоска, боль и редкие слезы, которые он всеми силами старался сдержать. Хотя по вечерам когда его, наконец, оставляли в покое и запирали наедине с собственным отчаянием, он давал им волю. Но плакал он всегда тихо, практически беззвучно, топя рыдания в ладонях и гоня прочь воспоминания об утерянной жизни.

И все-таки, он был виноват сам. Он получил по заслугам, и теперь у него не было ничего и никого: ни семьи, ни его способностей, ни надежды на спасение. Он был жив до сих пор только благодаря тому, что умел развлекать своих господ в минуты пьянства и праздного веселья. В противном случае, его убили бы в первый же день его пребывания во дворце, особенно учитывая то, что он не желал подчиняться, много кричал, оскорблял окружающих и вообще вел себя образом, совершенно не подобающим пленнику и рабу.

Однако его новые хозяева умели усмирять непокорных. Более того, они были мастерами в этом деле. Он все еще помнил ту дикую боль, которая раздирала его тело после наказания, которому его подвергли. Она не шла ни в какое сравнение с той болью, которую ему причинили люди, что нашли его сразу же после его падения, и решили продать в рабство.

Но самым ужасным приговором была для него потеря магии. Он по-прежнему помнил заклинания, но ни одно не срабатывало. Руны, которые он чертил на полу и стенах своей темницы дрожащими пальцами, были безжизненны и не слышали его мольбы. Его единственное оружие и способ защитить себя были утеряны и, казалось, навсегда. Локи, изнеженный и гордый принц Асгарда, сын Одина Всеотца, младший брат громовержца Тора и повелитель магии, теперь он превратился в жалкого и беспомощного смертного, брошенного в водоворот капризной судьбы. Если бы он только знал, что его затянет во временную петлю и забросит в темные века Мидгарда, он бы трижды подумал прежде, чем отпустить древко отцовского копья. Даже самое страшное наказание, которому его подверг бы Один, не было бы столь унизительно, как его нынешняя участь. Даже роль приемыша уже не казалось такой обидной. Хоть и не родная, но у него была семья, которой он был дорог. Теперь же он утратил все. Он убил своего родного отца, а приемный, тот самый, которого он безмерно любил и гордостью которого так мечтал стать, уже никогда не простит его. Никто не станет искать предателя Локи во мраке Вселенной и времен. Никто не задумается о том, что он возможно жив и нуждается в помощи. А еще в прощении. Никто больше не будет беспокоиться об его участи. И дни будут проходить один за другим в бесконечно однообразной череде. И ночи, мучительные одинокие ночи. Или буйные пиры, на которых его обычно выставляли как одно из увеселений.

Хотя то, что происходило во дворце последнюю неделю, навело Локи на мысль о том, что произошло нечто важное. В первую очередь, о нем уже долго не вспоминали и не вынуждали развлекать полупьяных персидских вельмож и их царя. Кроме того, за стенами маленькой комнаты, которая была его тюрьмой, то и дело раздавались чужие, незнакомые голоса. Удивленный этими переменами, Локи, наконец, решился спросить о происходящем у охранника, который обычно приносил ему еду. Ответ перса одновременно и порадовал его, и ввел в смятение: империя Ахеменидов пала, а в Вавилоне были новые хозяева. Соответственно и он сам теперь принадлежал другим людям. Однако особых причин для радости Локи в этом пока не видел. Оптимизм уже давно не был его отличительной чертой, и он не ждал от завоевателей ничего хорошего. В конце концов, он был пленником, рабом, и для человека его статуса смена власти вряд ли сулила освобождение или спасение. К тому же, завоеватели пировали и буйствовали пуще прежних хозяев дворца. И, несмотря на то, что Локи еще даже не видел этих людей, они не вызывали у него ни симпатии, ни надежды.

Однако он не сомневался, что рано или поздно о нем вспомнят, и тогда ему вновь придется играть унизительную роль дворцового шута. Сидя возле маленького окошка с решеткой, сквозь прутья которой виднелось ночное небо и звезды, Локи надеялся, что всевидящий страж Хаймдел все-таки видел его. Но радужный мост был разрушен. Если кто-то в Асгарде и захотел бы спасти его, что было весьма маловероятно, то этот кто-то все равно не смог бы попасть в Мидгард, тем более в далекое прошлое. Оставалось только смириться, смириться и дожить остаток своей смертной жизни.

2. Дар царю

Когда Гефестион проснулся, был уже почти полдень. Продрав заспанные глаза, он с разочарованием увидел над собой лицо своего кельта-телохранителя, который обычно спал на полу за дверью его спальни.

– Где Тия? – недовольно поинтересовался македонянин, шаря рукой на постели рядом с собой.
– Она ушла, - равнодушным тоном возвестил кельт. – Еще на рассвете.

– Куда ушла? – голос Гефестиона стал еще более недовольным.

– Откуда мне знать? – пожал плечами телохранитель. – Одеться, привести себя в порядок, приготовить тебе завтрак. Женские дела.

– Тия не готовит мне завтрак, - македонянин откинул тонкое покрывало и нехотя слез с постели.
– Женщина должна готовить завтрак своему мужчине, тем более рабыня, - проворчал в ответ кельт.

– Здесь для этого и других слуг достаточно, - Гефестион с минуту сонно блуждал по комнате, стараясь собрать воедино туманные мысли. – Где вода, чтобы умыться?! Где чистая одежда?! – потребовал он.

– Все здесь, - бесстрастно ответил его телохранитель. – Сейчас придет мальчишка, твой слуга, и поможет тебе одеться.

– Ладно, ладно, Диан. Ступай, - Гефестион махнул ему рукой, снова усаживаясь на кровать. - И пришли его сюда поскорее. Который час?

– Полдень уже прошел, причем давно, - проронил кельт и послушно удалился.

Он был на несколько лет младше македонянина, хотя внешне был гораздо выше и выглядел старше и сильнее него. Гефестион познакомился с Дианом несколько лет назад, в те времена, когда ни он сам, ни Александр, которого он неизменно сопровождал, не были уверены в собственном будущем. Оказавшись изгнанными из родной Македонии по причине ссоры Александра с отцом, царем Филиппом, они скитались по горным склонам Иллирии в поисках союзников против новой македонской знати, которую Филипп предпочел своему сыну и наследнику. То, что эта деятельность была также направлена и против самого басилевса, Александром не скрывалось. Его душу жгла обида за себя и свою оскорбленную мать, а в гневе он был неудержим и опасен.

Именно в ту сомнительную пору безысходности и поисков Гефестион случайно столкнулся с молодым кельтом, который сам был родом из Ирландии, но благодаря перипетиям судьбы еще в детстве попал к иллирийцам, в чьем поселении и прожил почти всю свою сознательную жизнь. Встретившись с молодым македонским воином и прекрасно зная о его знатном происхождении, он и не подумал проявить должного уважения и вел себя пренебрежительно и хвастливо, что, собственно говоря, было присуще представителю его народа. Диан вначале изрядно позлил Гефестиона, особенно тем, что вызвал его на дуэль. Но когда македонянину не удалось легко одолеть противника, как он рассчитывал, Гефестион понял, что молодой кельт не просто хвастался. Их дуэль закончилась ничьей, но от раздражения Гефестиона не осталось ни следа.

Уже позже, покидая Иллирию, он был уверен, что больше никогда не встретит своего нового знакомого. Однако прошло несколько лет, и когда Александр уже воцарился на троне после убийства отца и собирал новую армию, Диан явился в военный македонский лагерь и объявил Гефестиону, что отныне будет служить ему подобно верному псу и защищать его жизнь. На вопрос о том, почему он принял подобное решение, кельт коротко ответил, что считает Гефестиона достойным человеком и великим воином. Последний спорить не стал.

Их отношения были скорее дружескими, нежели чем отношения хозяина и слуги. При этом Диан не принимал македонские обычаи и нравы и не раз весьма прямолинейно делился с Гефестионом своими умозаключениями, а македонянин, в свою очередь, не понимал любовь своего телохранителя к многочисленным украшениям и нательным рисункам, благодаря которым тот выглядел, по словам Гефестиона, как девица из дешевого кабака.

Однако подобные противоречия нисколько не мешали им ладить и оставаться друзьями. Кроме того, имея такого телохранителя, как Диан, Гефестион мог не беспокоиться о том, что кто-то из недругов попытается навредить ему или даже убить. Несмотря на грубоватую внешность и манеры, Диан обладал тонким чутьем и проницательным взглядом, а значительная физическая сила и талант прирожденного воина делали его и вовсе незаменимым спутником в военном походе.

***
Гефестион зевнул и в ожидании посмотрел на дверь своей спальни. Вскоре в нее тихо постучались, и в проеме показалась голова мальчика-слуги. Он поспешно вошел и помог своему господину одеться и привести себя в порядок, расчесав и собрав в аккуратную прическу его длинные каштановые локоны.

– Где царь? – спросил Гефестион, когда слуга закончил свое дело.

– Он в кабинете Дария, мой господин, - отозвался мальчик.

– Один?

– Нет, - замотал головой слуга.

– Хорошо, ступай, - кивнул ему головой Гефестион.

 

Выйдя из спальни, он спустился в широкое помещение, некогда служившее царю царей кабинетом, где застал Александра, склонившегося над картами. В отличие от своих ближайших соратников царь был гораздо более бодр и работоспособен.

– Доброе утро, – он поднял глаза на Гефестиона. – Хотя нет, наверное, скорее добрый день, - уточнил он.

– Если не вечер, - пробормотал в ответ Гефестион, садясь напротив него на резной стул. – Слуга сказал, что ты не один. А где все? – он обвел взглядом пустую комнату.

– У каждого свои заботы, - Александр снова склонился над разложенными перед ним картами. – Точнее развлечения. У нас небольшая передышка, и все хотят нагуляться вволю перед новым походом.

– А что потом? – внимательно посмотрел на него Гефестион.

– Я планирую направиться в Сузы, а оттуда в Персеполь. Помнишь, мы еще в детстве мечтали увидеть дворец царя царей?

– Помню, - Гефестион улыбнулся. – Мечта сбылась.

– Еще нет, - покачал головой басилевс. – Дарий жив, а значит, я еще не могу считать себя полноправным правителем Персии.

– Это лишь вопрос времени, - заметил его друг.

– Возможно, но пока мы празднуем победу, Дарий собирает новое войско.

Гефестион не ответил, понимая, что царь прав.

– Когда ты собираешься выдвинуться в Сузы? – спросил он через несколько минут.

– Я пока не решил, - Александр откинулся на спинку своего стула. – Возможно, мы увидели еще не все чудеса Вавилона. Сегодня Мазей обещал преподнести мне вечером еще один дар. По его словам, он должен мне понравиться.

– Еще одна красивая наложница? – скривил губы Гефестион.

– Надеюсь, что нет, - рассмеялся в ответ Александр. – Думаю, с меня было достаточно гарема Дария с женами на каждый день года. Может, на этот раз это будет нечто иное. Я верю, что Мазею все-таки удастся меня удивить.

Гефестион вздохнул в ответ и подумал о том, что на вечер планировалось очередное пиршество. Почти весь день он просидел с Александром, который обсуждал свои дальнейшие планы. Царь был полон новых идей и стремлений. Изредка они прерывались на короткие трапезы, во время которых Александр продолжал рассказывать другу о своих замыслах. Когда же роскошный дворец, наконец, окутала ночная мгла, слуги вежливо попросили их пройти в главный зал, где уже все было готово для нового пира.

Не желая заставлять ждать своих друзей и подданных, македонский царь в сопровождении Гефестиона проследовал за слугами и сел в украшенный для него трон. Не ожидавший ничего особенного, Гефестион по своему обыкновению развалился в кресле по правую руку от Александра. За его спиной беззвучно замер Диан. Несмотря на то, что кельт сам был большим охотником выпить, македонские празднества его не увлекали, и он выпивал вина ровно столько, сколько позволяло ему оставаться достаточно трезвым.

Гефестион ленивым взглядом окидывал присутствующих, то и дело, прикладываясь к кубку с вином, который ему уже успели поднести. Мазей, который сел по левую руку от царя и расплывался в очередных любезностях и заверениях собственной верности его мало интересовал. Зато внимание македонянина привлекли несколько девушек-рабынь с бубнами, которые прошли на середину зала и расселись на полу по кругу.

– Нас ожидает очередное представление? – Гефестион наклонился и посмотрел на перса.

– Да, мой господин, - улыбнулся в ответ Мазей. – Это наш дар царю Александру. Этого человека купил один из моих людей несколько месяцев назад. Его продавал на невольничьем рынке какой-то дикарь. Он достаточно необычный молодой человек и не похож на простолюдина, но обладает невероятно скверным характером. В первый же день, когда его привели во дворец, он попытался сбежать и поднял жуткий шум. Нам пришлось его наказать, после чего он немного успокоился. Дарий даже хотел велеть казнить его, но потом выяснилось, что он неплохо танцует, и мы решили сохранить ему жизнь. Должен сознаться, что в его движениях есть нечто завораживающее.

Выслушав, Гефестион ничего не ответил и откинулся обратно на спинку кресла. Хотя рассказанное о таинственном пленнике заинтриговало его. Александр тоже хранил молчание, видимо желая увидеть обещанное зрелище.

***
Локи не хотелось выходить из своей темницы. Даже несмотря на неволю, внутри этой маленькой комнатки был покой. А еще в ней жили воспоминания, его воспоминания об утраченной жизни. Развлекать новых хозяев вавилонского дворца совершенно не входило в планы асгардского принца на тот вечер, поэтому, когда клацнул засов на двери, и охранники в самой грубой форме потребовали его на выход, его первым желанием было послать их куда подальше. Благо за те месяцы, что он провел в неволе, он уже достаточно выучил их язык, чтобы четко обозначить направление.

– Я никуда не пойду! – еле сдерживая собственные эмоции, проскрипел зубами Локи.

– Хочешь, чтобы тебя снова наказали?! – охранник схватил его за предплечье и рывком поднял на ноги. – Тебе это устроят!

Он поволок несчастного принца к двери и вытолкнул из комнаты. Не удержавшись на ногах, Локи упал на колени, но это не помешало второму охраннику схватить его за руки и потащить в сторону зала.

– Если хочешь жить, будешь танцевать! – прошипел он ему в самое ухо.

Оказавшись под пристальными взглядами множества людей, Локи в очередной раз проклял себя за то, что решил красиво упасть в бездну и показать отцу и брату, насколько он горд и больше не желает жить. Уж лучше бы он действительно умер в этой треклятой бездне, чем оказался там, где он был теперь. Унижение жгло его словно раскаленное железо. Но выбора не было. Локи знал, что если откажется быть шутом, его все равно заставят. Не было смысла в бесполезном беспомощном сопротивлении. Он посмотрел на рабынь, которые мерно отбивали такт в бубны, и встал в круг.

Танец, который он обычно танцевал, развлекая персидского царя и его приближенных, был стар, как сам Иггдрасиль. Локи научился ему еще в юности, когда познавал тайны магических ритуалов, хотя и тщательно скрывал это, так как подобный вид магии считался немужским занятием. Теперь же, когда он лишился всех своих сил, остались только ритуальные движения, не больше, чем просто танец, который увлекал персов, никогда не встречавших ничего подобного.

Локи легким движением развязал пояс на своей тунике – доспехи асгардского принца он утратил еще в первый вечер пребывания в Мидгарде - и две ее половинки раскрылись и соскользнули на пол, оставляя его в одной набедренной повязке. Согласно ритуалу маг должен был танцевать вообще без какой-либо одежды, но Локи не желал обнажаться полностью под взглядами окружавших его людей. Откинув тунику за круг сидевших женщин, он закрыл глаза и отдался на волю привычных движений.

 

3. Пленник

Сначала Локи двигался медленно. Его движения были мягкими и плавными, но попадали точно в такт, отбиваемый бубнами в руках рабынь. Несмотря на закрытые глаза, он, танцуя, ровно шел по кругу, проходя мимо каждой из сидевших на полу женщин. Его казалось, однообразные движения продолжались до тех пор, пока Локи по смолкшим перешептываниям не понял, что внимание всех окружающих было приковано исключительно к нему. Затем его повороты и жесты стали более резкими и быстрыми. Он начал постепенно сужать круг и, вскоре оказавшись в самом центре, упал на колени, продолжая ритмичные движения руками и торсом. Затем он резко вскочил на ноги и вновь двинулся по кругу, на сей раз уже задавая ритм аккомпанировавшим ему женщинам и ускоряя его. Вскоре он уже двигался так быстро, что было трудно различить со стороны отдельные движения. Создавалось впечатление, будто он парил в воздухе, не касаясь ногами земли. В самой кульминации танца Локи вновь оказался в центре и, достигнув апогея экстаза, рухнул на пол лицом вниз. Это произошло настолько внезапно, что наблюдавшие за действом люди невольно вздрогнули.

Женщины перестали быть в бубны. Танец был окончен. На самом деле лишенный своих способностей маг даже не погрузился в экстатическое состояние, которое и было целью ритуала. Не соблюдены были, по меньшей мере, несколько очень важных условий. Хотя, даже если Локи и удалось бы совершить все в точности, он бы ничего не достиг. Засосавшая его, бездна лишила его способности к магии и, возможно, уже навсегда.

Локи открыл глаза, но вставать не торопился. Все еще лежа на полу дворцовой залы и тяжело дыша он, наконец, обратил внимание на тех, для кого танцевал еще минуту назад. Лица и одежда завоевателей сильно отличались от персидских. Особенно выделялся человек, сидевший в центре на украшенном троне. Его спокойное лицо выражало неподдельный интерес, а пристальный взгляд сверлил обессиленного принца. Локи даже стало несколько не по себе, и он невольно съежился.

Слева от человека на троне сидел перс. Локи знал, что его звали Мазей и ненавидел его всей душой. Этот чиновник-лизоблюд был как раз тем, кто приказал наказать его с особой жестокостью в его первый день пребывания во дворце. Тогда Локи не понял ни единого из сказанных им слов, но в последствии, выучив немного язык, он хорошо запомнил любимую фразу Мазея: «Этих собак надо наказывать так, чтобы они навсегда запомнили, кто их хозяин». Перс, конечно же, имел ввиду всех рабов, но учитывая, что Локи был одним из них, эта фраза стегнула его не слабее хлыста в опытных руках палача.

Не желая лицезреть лицо ненавистного ему человека, младший Одинсон посмотрел на человека справа от того, кто сидел на троне, и столкнулся с взглядом больших голубых глаз, полных одновременно любопытства, удивления и смятения.

Гефестион был поражен до глубины души. Он никогда и нигде не сталкивался ни с чем подобным. Даже в Египте и Финикии, будучи вместе с Александром свидетелем исполнения различных ритуалов и обрядов, он не видел ничего, что хоть немного напоминало бы танец таинственного пленника.

– Кто этот человек? – он вновь наклонился и с нетерпением посмотрел на Мазея. – Откуда он родом?

– Мы не знаем, - пожал плечами перс. – Мы пытались добиться от него ответа, но он упорно молчит. Вначале он не понимал наш язык, а потом…

– Я знаю, откуда он, - глухо произнес Диан за спиной Гефестиона. Лицо кельта было непривычно сурово. – Я видел людей вроде него и знаю, что за танец он танцевал.

Услышав его голос, македонянин повернулся и удивленно посмотрел на своего телохранителя.
– Шаманы с севера, - пояснил кельт, поймав на себе его взгляд. – Они проводят свои магические ритуалы, танцуя танец вроде этого. Они называют его сейдом.

– Хочешь сказать, что он только что совершил какой-то обряд? – обернулся к нему Александр.

– Не думаю, мой царь, - Диан почтительно склонился перед ним. – Я был ребенком, когда однажды стал свидетелем сейда. Исполнявший его жрец под конец танца лишился чувств, а потом так и не очнулся.

– Почему? – спросил Гефестион.

– Он умер. Как потом рассказала сопровождавшая его женщина, его душа осталась в другом мире, который они называют Урд. А наш танцор, - Диан указал рукой на пленника в центре зала, - жив и здоров.

Гефестион вновь посмотрел на Локи и увидел, что тот, поднявшись, сел на колени. Его черные волосы длиной до плеч растрепались, и несколько непослушных прядей прилипли к покрытому капельками пота лбу. Мазей был прав, парень не был похож на простолюдина. В его внешности было нечто, что приковывало к себе взгляд Гефестиона и заставляло задуматься о том, кем был на самом деле этот человек и на что он был способен.

В это время один из стражников приблизился к Локи и, грубо схватив под руку, поднял его на ноги.

– Вставай! Нечего прохлаждаться, бездельник!

Все еще не привыкший или не желавший привыкать к подобному отношению, асгардский принц запротестовал. Чужеземцы, покорившие Персидскую Империю, привлекли его внимание, и он хотел лучше рассмотреть их, словно пытался найти в них свой спасение.

– Отпусти меня! – крикнул он и попытался освободить руку.

Охранник сразу же отпустил его, но затем, размахнувшись, наотмашь ударил по лицу. Не удержавшись на ногах, Локи упал на колени и прижал тыльную сторону ладони к рассеченной губе.

– Мерзавец! – прошипел он, за что получил пинок в живот и глухо застонал.
– Поднимайся! – перс снова схватил его за предплечье. – Будешь много брыкаться, тебя живо успокоят!

Он заставил несчастного принца встать и всучил ему его одежду, которую тот снял перед танцем, после чего толкнул его в спину по направлению к выходу.

Локи ничего не оставалось, как подчиниться. Давя в себе злобу и отчаяние и прижимая руку к животу, который все еще болел от удара, он, подгоняемый стражником, поплелся к двери. Однако раздавшийся за их спинами голос заставил его и перса остановиться.
– Стойте!

Обернувшись, Локи увидел чужеземца, который несколькими минутами ранее сидел по правую руку от трона нового правителя.

– Ты мог бы быть с ним помягче, - недовольно глядя на охранника, произнес Гефестион.

– Это всего лишь раб, - начал оправдываться тот. – Причем очень непокорный.

Македонянин не ответил и, обойдя Локи, окинул его внимательным взглядом.

– Кто ты и как твое имя?

Пленник не ответил.

– Он не понимает тебя, мой господин, - вмешался перс. – Он не знает греческого языка.

– Тогда переведи, - велел Гефестион.

Охранник выполнил приказ, но ответа все равно не последовало.

– Видишь, мой господин, это жалкое ничтожество возомнил себе, что смеет молчать! – он древком копья с силой ударил Локи по спине, заставив того вновь упасть на колени и застонать от боли.

– Достаточно! – жестом остановил его Гефестион. – Я хочу поговорить с ним. Отведи его
в мои покои и найди того, кто будет переводить.

– Я переведу, - вмешался в разговор Диан, по своему обыкновению находившийся за спиной хозяина. – Я знаю язык этих людей.

***
Ненадолго оставленный в одиночестве, Локи оделся и, поморщившись от боли в спине, огляделся. Комната, в которую его привели, была просторной и слепила великолепием. Посередине помещения стояла широкая кровать, покрытая расшитым золотом покрывалом. Приблизившись, Локи медленно провел ладонью по дорогой ткани. Когда-то у него самого была роскошная спальня. В ней всегда царил умиротворяющий полумрак, пахло благовониями и старыми книгами. Это был его маленький мир, куда он запирался, пока его брат проводил свое время в постоянных тренировках и веселых попойках. Брат…

Локи горько усмехнулся, подумав о том, что Тор наверняка был счастлив. Он вернулся в Асгард, и отец, конечно же, простил и принял его. По этому поводу устроили очередной пир, и знаменитые дружки его братца напивались и захлебывались в своих хвастливых историях о великих сражениях и доблестных победах. Один Всеотец добро взирал на царившее веселье, а королева Фригг радостно улыбалась своему вернувшемуся и восстановленному в правах наследника трона сыну. И только его, Локи, комната одиноко пустела. Как всегда тихое, надежное пристанище в бурном море асгардских праздников.

Принц убрал руку от покрывала и раздраженно отвернулся. Да, конечно, они веселились. Ведь они наконец-то избавились от него, от злобного колдуна-задрота, который почти всю свою жизнь безуспешно пытался привлечь к себе внимание отца и доказать, что он тоже чего-то стоил. Интересно, вспомнил ли о нем хоть кто-нибудь? Хотя бы его мать, которую он всегда безмерно любил? Локи вспомнил тепло материнских рук и объятий и почувствовал, как в его душе вновь начала просыпаться ненависть к Тору. Из-за него он оказался заброшен в неведомые дебри срединного мира без надежды на спасение и возвращение. Из-за него утратил свою магию. Из-за него никогда не мог завоевать внимание отца. Из-за него...

Локи сжал пальцами виски, чувствуя, как в них болезненно пульсировала кровь. Соперничество с Тором было бесполезным. Он всегда проигрывал в этом состязании, всегда оказывался хуже. И неважно, что он старался изо всех сил, неважно, что пытался докричаться до окружающих, неважно, что теперь нуждался в помощи, а всем это было невдомек. Скорей всего никто и не стал бы помогать ему, даже узнав, что с ним на самом деле произошло. Ведь Локи – предатель. Он посмел поднять руку на Тора! На самого Тора, любимчика Асгарда! Локи получил по заслугам. Локи больше никогда не вернется. Локи больше никогда не потревожит их праздный покой своим присутствием. Локи…

Звук шагов за дверью прервал поток его мыслей. Младший Одинсон обернулся и в ожидании посмотрел на дверь. Вскоре она открылась, и он увидел молодого дворянина в красивых доспехах, того самого, который хоть ненадолго, но спас его от заточения в тесной каморке. Вслед за ним зашел сопровождавший его воин.

Гефестион окинул Локи внимательным взглядом и посмотрел на Диана.
– Объясни ему, кто я, и скажи, что я хочу с ним поговорить, - попросил он.
– А ты уверен, что тебе стоит с ним разговаривать? – хмуро посмотрел на него кельт.

– А почему я не должен этого делать? – удивился Гефестион.

– Такие люди, как он, опасны, - Диан приблизился к Локи и пристально посмотрел на него. – Он колдун, и сейды никогда не используют для благих намерений.

Младшему Одинсону стало не по себе от его взгляда, и он невольно отшатнулся. Он не понял ни слова из того, что сказал воин, но по его тону понял, что ничем хорошим ему это не грозило.

– Если ли бы он мог причинить кому-либо зло, он бы уже давно не был пленником, - возразил Гефестион. – А безмозглый стражник не позволял бы себе так обращаться с ним. Скажи ему то, что я попросил. И, да, вели ему сесть.

Диан посмотрел на македонянина, а потом вновь повернулся к Локи.

– Этот человек – Гефестион, самый близкий друг царя, который завоевал эту страну, - заговорил он на древненорвежском языке. – Он хочет поговорить с тобой. Он будет задавать вопросы, а ты – отвечать, - Диан придвинул к нему, стоявший поодаль, низкий стул. – Сядь.

Локи с подозрением посмотрел на кельта, но все-таки сел. Язык, на котором говорил воин, был очень похож на его родной, и принц с легкостью понимал его.

– А что понадобилось от меня другу царя? – с сомнением поинтересовался он.

– Я сказал, что это он будет задавать вопросы, а ты – отвечать, - повторил Диан.

– Ну да, - усмехнулся Локи. – Ладно, пусть спрашивает, - он пожал плечами.

Кельт в ожидании повернулся к Гефестиону.

– Спроси его кто он и откуда он родом, - попросил тот, усаживаясь на край своей кровати.

– Все тот же вопрос, - выслушав перевод, с горечью произнес Локи. – Кто я, откуда я. Я – никто, считайте, что просто свалился с неба.

– Люди не живут на небесах, - заметил Диан.

– Ты прав, - улыбнулся принц. – Люди не живут, - он сделал паузу. – Я родом из очень далекой земли, на севере, там, где очень холодно. Я сын… Я приемный сын одного очень уважаемого человека, но потом со мной приключилась беда, и я попал в плен. А потом меня продали в рабство, так я оказался здесь.

Умолкнув, он опустил голову и прикрыл глаза рукой.

Диан повернулся к Гефестиону и перевел ему сказанное.

– Спроси, как его зовут, - велел македонянин.

Услышав вопрос, асгардский принц некоторое время внимательно смотрел на него. За все то время, которое он провел в Мидгарде, еще никто не обращался к нему по имени. Его называли как угодно, любыми оскорбительными прозвищами, которыми обычно награждали пленников и рабов. Имя не имело значения. Действительно, зачем работорговцу знать, как зовут его товар, когда куда важнее то, за какую сумму его можно продать? У Локи с этим были большие проблемы, так как он не обладал достаточной физической силой, и никто не хотел платить за него много денег, что ужасно злило его хозяина. А свою злобу тот обычно вымещал на несчастном принце.

– Локи, - наконец, проговорил он. – Меня зовут Локи.

4. Покушение

Мазей был недоволен, но давил в себе раздражение и улыбался. Стоя за спиной у Гефестиона, который с помощью слуги примерял посланное ему Александром персидское одеяние, он старался выглядеть спокойным. На самом деле в глубине души он проклинал тот день и час, когда решил показать македонянам таинственного пленника. Теперь Гефестион требовал отдать ему раба, а отказать ему было равносильно самоубийству.

Почти сразу же после того, как войска Александра вступили в Вавилон, а дворец Дария полностью перешел во владение македонского басилевса и его свиты, персы смекнули, что Гефестион пользовался особым расположением царя. Они окончательно убедились в собственных догадках после случая с матерью бежавшего Дария. Приняв более пышно разодетого Гефестиона за его царственного друга, она поклонилась ему и назвала его Александром.

– Не беспокойся, мать, - успокоил тогда басилевс смутившуюся женщину после того, как ей объяснили ее ошибку, и уверенно положил руку на плечо своему наперснику. – Он тоже Александр.

И вот теперь второй «Александр» желал иметь в своей собственности его раба, Локи, как он его назвал. Короткое, некрасивое имя, которым никто никогда не интересовался. Мазея гораздо больше волновало то, что ему однажды рассказал один египтянин, Аменемхет, бывший жрец из храма Осириса в Абидосе. Пару лет назад его уличили в краже храмового имущества, и он под видом слуги персидского чиновника сбежал из Египта в Вавилон. Там он благодаря умению лебезить и втираться в доверие быстро попал во дворец и начал служить Мазею в качестве секретаря. Однажды, став свидетелем танца Локи, он рассказал своему хозяину о том, что это скорей всего часть какого-то колдовского обряда, который, возможно, при надлежащем проведении ритуала мог дать исполнителю почти неограниченную власть. А власть в сложившихся условиях падения Персидской Империи под ударами македонских войск была Мазею как нельзя кстати.

Однако знать все необходимые условия, а соответственно и научить тому, как правильно провести обряд, мог только исполнитель танца. Но как перс не пытался, Локи не раскрывал ему свою тайну. Более того, он предпочитал молчать и терпеть унижения и побои, нежели разговаривать с Мазеем. К более серьезным методам допроса перс пока не прибегал, все еще надеясь разговорить своего пленника, но это, несомненно, входило в его планы. Планы, которые рушились, словно песочные замки, под натиском требований Гефестиона отдать Локи ему.

Наблюдая с фальшивой улыбкой на губах, за тем, как ближайший друг македонского царя разглядывал в зеркале свой новый наряд, Мазей размышлял над тем, как ему не повезло. Несмотря на все его разумные и неразумные доводы Гефестион, словно малое дитя, требующее новую игрушку, упрямо стоял на своем. Гефестион был победителем. Более того, он был любимцем царя и пользовался неограниченной свободой. Гефестиону было можно все, и Александр закрывал глаза на любой его недостаток. Любая прихоть своенравного красавца исполнялась немедленно. В противном случае, виновные в неисполнении приказа рисковали навлечь на себя гнев самого царя. Причем, это в равной степени распространялось и на персов, и на македонян.

– Мой господин, - Мазей решил предпринять еще одну попытку убедить Гефестиона отказаться от притязаний на его пленника. – У этого раба очень скверный нрав. Он опасен и может в любой момент покуситься на твою жизнь.

– Мазей, я слышал это от тебя уже сотни раз, - македонянин недовольно отвернулся от зеркала и жестом велел слуге уйти. – Во-первых, у меня хорошие телохранители. А во-вторых, я и сам способен за себя постоять. Или ты сомневаешься в этом?
Последняя фраза прозвучала угрожающе, и перс понял, что перегнул палку.

– Ни в коем случае! – поспешил оговориться он. – Я просто не хочу, чтобы по вине этого человека…

Глядя на него, Гефестион почувствовал, как в нем начало нарастать раздражение. Явное нежелание перса исполнить его волю злило молодого человека, и в ту минуту он был готов схватить упрямого перса и собственноручно вышвырнуть из своей спальни с твердым приказом, что если он до вечера не пришлет ему Локи, то может распрощаться с собственной головой. Гефестион уже был готов дать волю эмоциям, когда неожиданно вспомнил наставления своего отца, Аминтора, который был известным дипломатом, а также был и шпионом царя Филиппа. Он всегда учил своего единственного сына никогда не позволять чувствам и эмоциям брать над ним верх, так как это лишало человека разумных мыслей и делало уязвимым перед его оппонентами. Спокойствие и хладнокровие. Это было самым верным оружием того, что желал добиться победы словами, а не мечом.

«Спокойствие и хладнокровие», - мысленно повторил Гефестион, сделал глубокий вдох и начал лихорадочно соображать. Раз Мазей не хотел отдавать ему раба, который был непокорен и, по сути, никчемен, значит, у него на то были свои причины. И судя по его упрямству, эти причины были весьма весомы. Значит, хитрый перс что-то скрывал, а скрытность человека, несколькими днями ранее присягнувшего на верность Александру и смиренно валявшегося в его ногах, не сулила ничего хорошего. В первую очередь, для Гефестиона это означало одно – возможное предательство. Какое отношение это могло иметь к Локи, македонянин пока не знал, но интуиция прирожденного царедворца подсказывала, что здесь явно была какая-то связь.

– Мазей, я больше не хочу ничего слышать, - холодно и уверенно отрезал Гефестион. – Вели своим воинам отдать ключи от комнаты, где вы держите Локи, Диану. Будем считать, что это дар в знак твоей верности, в которой ты так уверенно клялся Александру, - он намеренно сделал ударение на слове «верность» и бросил на перса ледяной взгляд. – Не заставляй меня усомниться в твоих клятвах.

Возразить было больше нечего. Мазей понял, что проиграл эту битву. Возможно, он с самого начала недооценил царского наперсника, приняв его за легкомысленного и наивного красавца, которого было легко одурачить. Несмотря на внешность, которой позавидовали бы все божества красоты, Гефестион умел быть жестким и умел добиваться своего.

Перс покорно поклонился и поспешил удалиться. Покинув покои ближайшего друга царя, он направился в свой кабинет. В дверях его встретила его личная охрана.
– Отдай ключ от комнаты пленника дикарю, - выдавил из себя Мазей.

– Ты все-таки решил отдать его, мой господин? – навстречу персу вышел низкорослый полный египтянин. – Этого нельзя делать!

– У меня нет выбора, Аменемхет,- отмахнулся Мазей, входя в свой кабинет и усаживаясь в кресло. – Гефестион требует отдать его. Я сопротивлялся, как мог.

– То, что пленник, привезенный из северных краев, не пожелал поделиться с тобой своими тайными знаниями, не означает, что он также откажется рассказать все македонянам. Ты был слишком мягок с ним. Следовало подвергнуть его пыткам, и он бы заговорил. А теперь из желания отомстить он передаст свои знания Гефестиону, тем самым подарив Александру еще большую власть!

– Александр не тронул Вавилон, - возразил перс. – Сохранил мне жизнь и возможно оставит меня сатрапом. Македонский басилевс благосклонен. Если ему и его другу нужен этот раб, пусть владеют им.

– Александр благосклонен лишь к тем, кто припадает к его ногам, - с укоризной заметил египтянин. – Тех же, кто сопротивляется его власти, он безжалостно уничтожает. Он, конечно же, проявил свое благородство и великодушие, пощадив город, людей и семью Дария, но кто поручится за то, что македонский юнец просто не пускает пыль в глаза? Едва он упрочит свою власть и покончит с Дарием, он уничтожит все вокруг себя, - Аменемхет приблизился и присел на невысокий стул перед своим господином. – Не бывает на свете добрых завоевателей, тех, которые не уничтожают все, что принадлежало их врагам, пусть даже самое невинное и прекрасное. Царь Александр еще проявит себя. Не отдавай ему колдуна!

– Почему ты так уверен, что он колдун?

– Я знаю! – воскликнул египтянин. – Загляни в его изумрудные глаза, и ты увидишь, как в них пляшет пламя древней магии. Он не простой человек, совсем не простой. Еще у себя на родине в храме я видел оракулов, находящихся во власти духов. Я знаю этот взгляд, знаю, как смотрят те, кто общается с божеством!

Мазей не ответил и несколько минут размышлял.

– И что мне теперь делать? – спросил он.

– Убей колдуна! – уверенно ответил Аменемхет. – Если он решил молчать, то пусть умолкнет навечно!

От подобного совета перс невольно вздрогнул.

– Убить? – удивленно переспросил он.

– Да, мой господин, - кивнул бывший жрец, и на его полном лице расползлась довольная ухмылка. – Пусть прекрасный северянин встретится, наконец, со своими богами лицом к лицу.

***
Локи спал. Сон был настолько сладок, что он не хотел просыпаться. Ему снилось, будто он был дома, в Асгарде, вместе с братом. Тор улыбался и говорил, как сильно скучал по нему, как ждал его возвращения. Но неожиданно лицо громовержца стало серьезным, а улыбка сползла с его губ.

– Локи, ты ведь вернешься? – он с тревогой посмотрел на младшего брата.
Локи уже собирался уверить его, что конечно вернется и очень скоро, но неожиданно запнулся. Он ведь не мог вернуться. Не мог вернуться даже несмотря на то, что безумно этого хотел.

Сияющий в лучах солнца дворец вокруг начал блекнуть и темнеть, а Тор вдруг стал отдаляться от него. Вскоре, он был уже так далеко, что Локи показалось, что его брат оказался в другом мире.

– Тор! – с отчаянием закричал он. – Тор, не уходи! Не оставляй меня здесь! Брат!..

Локи проснулся на звук собственного голоса и сел на постели. Его сердце безумно стучало в груди, а по виску стекала капелька пота.

– Тор! – прошептал он, закрывая руками лицо. – Я никогда не вернусь…

В это время на двери клацнул засов, и Локи обернулся. В комнату вошел стражник положил на пол поднос с едой. Ему всегда приносили завтрак в одно и то же время. Локи встал, подошел с тазом с водой в углу и умыл лицо. Затем он взял еду и уселся обратно на кровать, подобрав под себя ноги. Но есть совсем не хотелось. Перед глазами Локи стояло лицо его брата и его полный печали взгляд: «Локи, ты ведь вернешься?».

– Нет, - покачал головой младший Одинсон, словно отвечая ему. – Я не вернусь. Радуйся, Тор, рядом больше не будет младшего брата, пытающегося отобрать у тебя драгоценное отцовское внимание. Хотя у тебя его всегда было в избытке, а мне приходилось вымаливать его, словно нищий подати. Весь блистающий Асгард теперь твой. Правда, твоим дружкам будет теперь некого задирать и высмеивать, но хоть что-то может порадовать меня в сложившихся обстоятельствах. Прощай, Тор, - не обращая внимания на то, что практически разговаривает сам с собой, Локи взял ложку и зачерпнул немного еды из неглубокой миски. – Прощай…

 

Он поднес ложку к губам и взял в рот немного пищи. В голове у него по-прежнему вертелись мысли о Торе, поэтому, когда дверной засов снова издал характерный звук, Локи недовольно посмотрел на дверь. У не было ни малейшего желания кого-то видеть или, тем более, кого-то развлекать, но на сей раз на пороге показался не стражник. Принц узнал в вошедшем человеке воина, который накануне вечером был в качестве переводчика во время его беседы с Гефестионом, и криво усмехнулся.

– Твой господин снова желает меня видеть? – спросил он.

– Мой господин отныне твой хозяин, так что собирайся, - ответил Диан.

– У меня ничего нет, чтобы собираться, - раздраженно ответил Локи.

– Прекрасно, значит пойдешь налегке, - кельт широко улыбнулся.

В ответ асгардский принц тяжело вздохнул.

– Можно я хотя бы до…

Резкая боль в желудке не позволила ему договорить. Глухо застонав, он выронил из рук миску с едой и повалился на кровать.

Диан всегда соображал быстро. Ему было достаточно увидеть на полу остатки завтрака и корчившегося от боли Локи, чтобы сопоставить два факта и понять, что произошло. Не теряя не секунды, он поднял принца на руки и почти бегом бросился вон из комнаты. За считанные минуты он донес его до большого зала, в центре которого располагался небольшой бассейн.

– Дайте мне чашу! – крикнул он, и один из перепуганных слуг подал ему пустой кубок.

Уложив едва живого Локи на землю и приподняв ему голову, Диан начал вливать ему в рот воду, несмотря на все его слабые протесты. Затем, решив, что воды достаточно, кельт достал из-за пояса маленький пузырек с темным порошком и насыпал маленькую щепотку в горло бедного принца. Средство сразу же возымело свое действие, и Локи вывернуло наизнанку прямо возле бассейна. Но и дикая боль в желудке стала значительно слабее.
– Пей, - Диан снова поднес к его губам кубок с водой.

– Я больше не могу… - прохрипел Локи.

– Пей, это спасет тебе жизнь.

Проделав с Локи второй раз ту же операцию, Диан понял, что теперь его желудок был чист, и его жизни нечего не угрожало. Вновь подняв на руки пленника, который от слабости лишился чувств, он понес его прочь от любопытных глаз столпившихся вокруг людей.

Услышав приближавшиеся тяжелые шаги, сидевшая на постели, Тия встрепенулась и вскочила на ноги.

– Это я, - успокоил ее Диан.

Войдя в спальню своего господина, он уверенно уложил Локи на кровать Гефестиона.
– Кто это? – с ужасом спросила персиянка.

– Человек, который едва не умер, - невозмутимо отозвался кельт. – Его пытались отравить.

– Кто? – в ее глазах все еще сквозил ужас.

– Откуда мне знать? – пожал плечами телохранитель. – Твой возлюбленный хозяин пожелал иметь этого раба в своей собственности. Раба едва не отправили на тот свет, а когда собственность моего господина пытаются уничтожить, я должен что-то делать.

Тия не ответила. Она кинула полный сомнения взгляд сначала на бесчувственного Локи, а потом на Диана.

– Зачем он Гефестиону? – недовольно спросила она.

– Ты задаешь вопрос не тому человеку, - почувствовав нотки ревности в ее голосе, ответил кельт.

– Неправда! – запротестовала она. – Гефестион всегда с тобой всем делится!

– А вот сейчас ты меня явно кое с кем спутала, - с улыбкой возразил он. – Я всего лишь телохранитель.

– Я знаю, что …

– Что здесь происходит? – голос Гефестиона заставил их прекратить разговор. – Диан, что случилось? – он пораженно уставился на Локи, лежавшего на его кровати.

– Его едва не убили, - хрипло отозвался кельт.

Македонянин поднял на него взгляд, а потом посмотрел на Тию.
– Ты не оставишь нас? – попросил он девушку.

Она опустила глаза и послушно вышла.

– Кто, как и зачем это сделал?! – в ярости спросил Гефестион после того, как она удалилась.

– Я думаю, ты и сам знаешь ответы на два своих вопроса, - ответил Диан. – А что касается того, как это пытались сделать – яд в еде.

– Мы сможем доказать ему его вину в этом деле? – глаза Гефестиона сузились от гнева.
– Вряд ли, - покачал головой Диан. – К тому же этот парень, - она указал рукой на Локи, - всего лишь раб. Кому интересна попытка убийства раба?

– Ты прав, никому, - согласился македонянин, отворачиваясь и отходя к широкому оконному проему.

– Ты должен быть осторожен, - заметил кельт.

– Я поговорю с Александром, - задумчиво произнес он. – Он должен узнать об этом. Но все надо сделать тихо. Паника привлечет к Локи излишнее внимание, - он повернулся к своему телохранителю. – Никому не говори о попытке убийства. Если кто спросит, скажи,

что раб переел или просто съел чего-то не того, а мне нравится, как он танцует, и потому ты ему помог.

– Хорошо, - кивнул в ответ Диан.

– Да и уложи его, пожалуйста, спать в другом месте. Мне сегодня ночью нужна моя постель!

– Как скажешь! – хитро улыбнулся кельт. – Только предупреди и Тию, как раз сегодня ночью, на этой самой постели.

5. Тоска

Главный зал дворца в Асгарде был залит ярким светом. Стены, пол и немногочисленная мебель сияли своим золотым великолепием. Это был обычный день, как и множество предыдущих, полный сотни важных дел, которыми следовало заняться, особенно будущему королю. Но Тору ничего не хотелось делать. Сидя на полу и прислонившись к колонне, он смотрел куда-то в горизонт, словно пытался там что-то увидеть. На самом деле мысли громовержца были далеки от реальности. У него перед глазами стояли полные слез глаза младшего брата, а в ушах звенел его голос: «У меня бы все получилось, отец!».

А потом это ужасное чувство легкости, когда Локи отпустил древко Гунгнира и исчез во мраке бездны. «Локи, нет! – в сотый раз мысленно кричал Тор вслед падавшему брату. – Нет!». Только это уже не имело значения. Локи сделал свой выбор. Он сам раскрыл ладонь и отдал себя на милость судьбе. Кто знал, куда она занесла его? Тор смотрел в небо и постоянно вопрошал об этом. Он мечтал снова увидеть брата, хотя бы просто узнать, где он и что с ним. А может, Локи погиб в той бездне, которая поглотила его? Может, его душа сейчас пребывает в мрачном Хельхейме, откуда уже нет выхода?

Тор тяжело вздохнул и закрыл глаза. Он никогда не скрывал того, что тосковал по брату и не держал на него зла. Хотя заговорить об этом ни с кем не решался, особенно с отцом. Но в глубине души он подозревал, что Один чувствовал на себе вину за младшего сына, которому не уделил достаточно внимания и которого не уберег от роковых ошибок.

Если бы, если бы можно было начать все сначала, Тор бы никогда не допустил, чтобы с Локи случилось подобное. Бродя целыми днями по пустому дворцу, он вспоминал почти всю свою жизнь, когда младший брат был рядом. Он видел себя и его детьми, игравшими в дворцовом саду и изводящими всех своими шалостями. Потом подростками. Тор обожал тренировки и грезил громкими сражениями, а Локи не любил драки. Ему хотелось запереться в своей спальне и читать, за что Тор и его друзья нередко посмеивались над ним. Посмеивались… Громовержец опустил голову. Он вспоминал, как Локи обижали их слова. Его младший брат отворачивался и убегал, а несколько раз Тор даже заставал его плачущим в подушку. Только тогда это только веселило старшего принца. Если бы он только знал, сколько боли причинял брату, отвергая его, унижая и не уделяя ему достаточно внимания.

Тор тяжело вздохнул. Поднявшись, он медленно пошел вдоль колонн. После того, как брат ушел из его жизни, в ней стало невообразимо пусто. Хотя когда Локи был рядом, Тор бы никогда не подумал, что ему так сильно будет его не хватать. Ведь далеко не младший брат заполнял собой его дни. А теперь в душе громовержца была пустота, которая еще усугублялась и тем, что он утратил свой шанс снова увидеть любимую женщину. Джейн осталась на недосягаемой земле. Да, она искала его, но бог грома прекрасно знал, на что были обречены ее поиски. Без радужного моста надежды на новую встречу почти не оставалось. Дорогую же цену пришлось заплатить ему за возвращение в родной Асгард и титул наследника трона. Да, теперь он станет царем, но зачем ему корона, если двое дорогих ему людей потеряны навсегда?

Тор остановился и снова посмотрел в горизонт. Он все больше и больше задумывался о вещах, которые совершенно не волновали его раньше. Жизнь была легкой и веселой: тренировки, пиры, красивые женщины, прочие развлечения с верными друзьями. А теперь все это отошло на второй план. Ничто больше не радовало громовержца. Рука не стремилась схватить любимый Мьёлльнир и ринуться в новый бой. Сражения утратили всякий смысл. В душе Тора осталось только два щемящих сердце желания: снова увидеть Джейн и найти брата. Хотя мысль о брате причиняла больше боли. Ведь с Джейн было все в порядке. Она была далека от него, но жива и здорова и все еще полна надежды на новую встречу. А Локи… Жив ли был вообще Локи?

Друзья много раз советовали Тору отпустить брата, перестать думать о нем. Ведь он сам выбрал свой пусть, сам принял решение совершить все злодеяния. И что бы с ним не произошло, это было заслуженно. Возможно, они и были правы. Возможно, Тор и сам бы так решил, если речь шла о ком-нибудь другом. Но Локи был его братом. Пусть не родным, пусть завистливым и коварным, пусть любителем злобных трюков и лжецом. Но он был его братом, а этот довод перевешивал все остальные. И Тор знал, что уже давно простил его, хоть и не признавался в этом никому. Только наедине с собой он мог размышлять об этом и мысленно разговаривать с Локи, словно тот его слышал. Тор надеялся, что он его слышал, что он хотя бы был жив.

Вздохнув, Тор отошел от колонн и, спустившись по ступенькам, пересек зал. Уже по привычке он прошел лабиринт дворцовых коридоров, стараясь не попасть никому на глаза. Наконец, он добрался до заветной двери и остановился. За ней была комната его брата, пустая и заброшенная. Никто не заходил сюда после того, что произошло, никто, кроме Тора.

Принц не мог припомнить, чтобы бывал здесь также часто при жизни Локи. На самом деле он редко захаживал к брату. Его спальня казалась Тору слишком темной и скучной, заваленной книгами и рукописями. Теперь же он приходил сюда при первом удобном случае, но не только потому, что скучал. Хаймдел однажды сказал ему, что Локи были известны тайные тропы между мирами, те самые по которым он однажды провел во дворец ледяных великанов. Коварный бог озорства знал, как путешествовать по вселенной без радужного моста, и сейчас эта информация была нужна Тору. Он часами просиживал за столом брата, перебирая его книги и просматривая записи. Но, несмотря на все его старания, тайные знания Локи оставались скрытыми от него. Либо младший принц предпочитал хранить все самое важное в собственной памяти, либо Тор просто не мог разобраться в его записях. Последнее было очень даже вероятным. Громовержец не раз признавался себе, что ему было сложно постичь брата. Если он сам всегда выбирал самый прямой путь, то Локи блуждал окольными тропами, которые не всегда приводили его к добру.

Войдя в спальню брата, Тор плотно прикрыл за собой дверь и прошел к массивному столу. Несмотря на все его попытки быть аккуратным, исписанные листы были разбросаны и перепутаны. От этого громовержцу было немного не по себе, словно Локи собирался вернуться и выговорить ему за беспорядок. Тор опустился в кресло и взял в руки первую попавшуюся книгу. Это был старинный том магических заклинаний, который Локи притащил в свою комнату из библиотеки, впрочем, как и все остальные книги. В нем было описано много колдовских обрядов, но ни слова о том, как переправиться в другой мир без помощи Бифрёста. Магия была неинтересна Тору, и он устало отбросил книгу, порылся немного в записях, вынул из стопки самый последний лист, пробежался по нему глазами и понял, что он вообще лежал не на своем месте, запихал лист обратно, пошарил еще немного по книгам и с отчаянием откинулся на спинку кресла. Ему было пора признать собственное поражение. Локи в очередной раз оказался умнее него и запрятал свои секреты так глубоко, что до них было невозможно добраться. Чтобы узнать о тайных тропах, надо было найти Локи, а найти его не зная о скрытых путях между мирами было невозможно. Получался замкнутый круг, и Тор ничего не мог с этим поделать. Здесь ему был не способен помочь даже любимый Мьёлльнир, обычно открывавший любые запертые двери. В случае с Локи это великое оружие было бессильно.

Бог грома с отчаянием окинул взглядом хаос, царивший на столе. Он уже собирался покинуть спальню пропавшего брата и отказаться от попыток раскрыть его тайны, когда ему на глаза случайно попала книга в темном кожаном переплете. Вытащив ее из-под груды бумаги, Тор понял, что это была вовсе не книга, а дневник Локи, хотя и весьма своеобразный. Почти все листы были исписаны, а точнее разрисованы тонким аккуратным подчерком младшего принца. Локи словно было лень писать, и он просто зарисовывал собственные мысли. В некоторых случаях попадались отдельные руны или фразы, смысла которых Тор не понимал. Иногда встречались незнакомые имена или рисунки лиц, некоторые из которых старший Одинсон легко узнавал. Он нашел зарисовок отца на троне в доспехах и с Гунгниром в руке. Потом ему попалось изображение матери. Королева Фригг был нарисована очень аккуратно. Локи явно старался. Потом он нашел самого себя в окружении друзей, и, судя по тому, как небрежно его изобразил младший брат, Тору стало понятно, что он тогда о нем думал. Бедной Сиф и вовсе не повезло – ее Локи нарисовал лысой и с перекошенным от злобы ртом. Увидев рисунок, Тор невольно улыбнулся. Он всегда знал, что его брат и дева-воительница недолюбливали друг друга, но увидеть подобное изъявление неприязни было забавно. Хотя Тор не мог поручиться, что если бы Локи в тот момент был рядом, он не схлопотал бы у него за подобное издевательство над Сиф. Странно, но когда кто-то становился безвозвратно далеким, его грехи превращались в забавные шалости, а мелкие обыденные дела – в великие подвиги.

Тор продолжал листать дневник, рассматривая рисунки и пытаясь погрузиться во внутренний мир Локи, который всегда был для него загадкой, которую не особо хотелось разгадывать. Теперь же в поисках нужных сведений он все глубже погружался в мысли и чувства потерянного брата. Неожиданно ему на глаза попалось изображение девочки, на вид лет десяти. Она была незнакома Тору, и он начал изучать страницу дневника в поисках указания ее имени. «Милая Хель» - бросилась ему в глаза надпись.
– Хель? – вслух переспросил Тор.

Единственная женщина с подобным именем, которую он знал, была хозяйкой мира мертвых, зловещая Хель, которая принимала в свой чертог тех, кто умирал от старости или болезней. Девочка же на рисунке действительно была очень милой и совершенно не походила на чудовище из загробного царства. Хотя Тор настоящую Хель и в глаза не видел, а только слышал о ней. Он еще немного полистал дневник и нашел еще один небрежный рисунок – женщину, склонившуюся над очагом. Ее лицо было прорисовано плохо, только длинные волосы, которые спадали на землю. На следующей странице снова была изображена эта же женщина, также небрежно, но теперь уже с младенцем на руках. Тор и представить себе не мог, кем она была, и зачем Локи понадобилось ее рисовать.

И снова девочка, милая, улыбающаяся, и подпись снизу: моя Хель. Громовержец вперил взгляд в рисунок, ломая голову над тем, что хотел сказать его брат, называя ее «своей». Похоже, плут Локи загнал его в очередную ловушку. Тор пытался разгадать его загадку, а в результате вместо ответов получил еще больше вопросов.

– Гарм тебя дери, что это все значит, Локи?! – в сердцах воскликнул он, захлопывая дневник.

Громовержец с тоской начинал осознавать, что он совершенно не знал своего брата. Он повертел в руках дневник, раздумывая о том, кто кроме Локи, мог бы пролить свет на записи и рисунки младшего принца. Может, кто-то знал его брата лучше, чем он?

Мысль об отце сформировалась в голове Тора сама по себе. Естественно, Один следил за своими сыновьями, и пока голову старшего кружили грезы о боях и победах, а младший строил мелкие козни, Всеотец наверняка знал о том, что творилось в душе обоих. Но прийти к отцу и завести подобный разговор было непросто. Тор не заговаривал с ним о брате с тех пор, как Локи упал. И никто не заговаривал, даже Фригг. Поднять тему Локи означало задеть больное место, рану, которая еще не успела как следует зарубцеваться. Но, с другой стороны, если Тор не поймет темной натуры своего брата он никогда не сумеет найти его… Найти его?! От этой неожиданной мысли Тор замер. Впервые он сознался самому себе, что хотел найти Локи, найти и вернуть домой, в Асгард, если конечно это было возможно.

Сжав в руках дневник, громовержец уверенно встал. Да, он хотел найти брата и ради этого был даже готов к разговору с отцом, возможно, самому непростому разговору в своей жизни.

***
В чертоге Одина царил полумрак. Когда Тор вошел к отцу, он увидел его не сразу. Просторная комната была пуста, а по обеим сторонам царской кровати на шестах сидели два ворона. При появлении принца они зловеще закаркали и начали хлопать крыльями. Тору эти птицы никогда не нравились. Они казались ему зловещими существами, которым было не место в покоях царя. Но Один предпочитал держать их в своей спальни, и спорить с этим никто не смел.

– Тор? – бог грома услышал за спиной голос отца и обернулся.

– Отец, я пришел поговорить, - начал он.

– Хорошо, - кивнул Один. – Садись, - он указал Тору на широкое кресло.

Принц прошел к указанному креслу и сел.

– О чем ты хотел поговорить? – спросил Всеотец.

– Я хотел спросить… - громко каркнувший ворон заставил Тора запнуться на полуслове. – Эти твои птицы меня не любят! – раздраженно произнес он. – И вообще, они похожи посланцев загробного царства!

– Они и есть посланцы загробного царства, - кивнул Один. – Два ворона, Хугинн и Мунинн, Мысль и Память. Они открывают путь в мир мертвых и служат посланцами. Это подарок в знак благодарности.

– В знак благодарности за что? От кого?

Один ответил не сразу. Медленно прохаживаясь по комнате, он словно вспоминал.

– Она была уверена, что я прикажу ее умертвить, - задумчиво начал он. – Она была очень мужественна, несмотря на свой малый возраст, и собиралась с честью принять свою судьбу, - он повернулся и посмотрел на сына. – Но я не собирался убивать ее. Я подарил ей целое царство и сделал ее королевой, а она в благодарность послала мне двух воронов.

– Кто она? – внимательно глядя на отца, спросил Тор.

– Хель, - коротко произнес Один. – Я говорю о повелительнице мира мертвых. Я нашел лучшее решение и для нее, и для нас. Она правит одним из миров, но достаточно далеким, чтобы мы не сталкивались с ней.

Услышав имя «Хель», Тор невольно вздрогнул.

– Так о чем ты хотел поговорить? – царь подошел и сел напротив него. – Я слушаю.

Громовержец ответил не сразу. Повернувшись, он посмотрел на одного из воронов. Черная как ночь птица беззвучно раскрывала клюв и изредка хлопала крыльями.

– Думаю, я уже узнал то, что хотел, - проговорил Тор. – Прости, что потревожил, отец, - он поспешно поднялся. – Мне пора.

6. Другой брат

Взгляд Тора был прикован к изображению девочки. Он уже почти час сидел на ступенях, ведущих в дворцовый сад, уставившись на страницу в дневнике Локи, с которой на него смотрело красивое улыбавшееся лицо.

– Моя Хель… Хель… Почему Хель? – бормотал себе под нос громовержец.

В его голове мрачный образ правительницы подземного царства никак не сопоставлялся с ребенком на рисунке. Но ошибки здесь быть не могло. Много ли девочек с именем Хель было в Асгарде? Ни одной. Но даже если Тор и смел предположить, что хозяйка загробного царства и нарисованная девочка – одно и то же лицо, то он никак не мог понять, почему ее рисовал Локи. И почему она была «его Хель»?

Тор тяжело вздохнул, в сотый раз перелистал дневник и снова раскрыл его на странице с рисунком. Покинув чертог отца, он долго размышлял над той историей о воронах. Эти птицы жили во дворце уже достаточно долго, но, сколько времени прошло с момента, когда они появились, Тор не знал. Он просто не обратил внимания на их появление, равно как и понятия не имел о той истории с Хель. Возможно, Один решил ее судьбу тихо и быстро. Но как он узнал о ней? Как вообще будущая правительница мира мертвых оказалась в Асгарде?

Тор мысленно обругал себя за то, что вовремя не задал эти вопросы отцу, а еще не спросил, как Хель могла быть связана с Локи. Ведь младший брат никогда ничего о ней не рассказывал, как и о женщине с волосами до пят и младенцем на руках.

Снова листать дневник было бесполезно. Он уже не мог поведать громовержцу ничего нового, а если и мог, то старший Одинсон все равно не понимал странных обрывистых фраз. Оставалось только снова пойти к отцу и поговорить, наконец, начистоту, показать ему дневник и спросить, что бы это все могло значить. Размышляя об этом, Тор решил, что на следующий день обязательно так и поступит и, на сей раз, не уйдет, пока не узнает все.

– Я найду тебя, Локи, - вглядываясь в изображение, вслух произнес он. – Найду, даже если ты этого не хочешь. Даже если ты…

– Тор! – голос, раздавшийся у него за спиной, вырвал принца из объятий размышлений и заставил резко смолкнуть. – Мне пришлось обыскать весь дворец, чтобы найти тебя. Где ты опять пропадаешь?

Громовержец невольно выпрямился и, не оборачиваясь, закрыл дневник, заложив палец на нужной странице.

– Я был немного занят, - ответил он.

– Занят? – продолжил голос за его спиной. – Чем?

– Да так, - Тор был не слишком рад тому, что его уединение было прервано. – Ничем особенно важным.

Он вздохнул и, встав, обернулся. Стоявший уже перед ним, молодой ас был по своему обыкновению одет в светлый камзол, из-под ворота которого была видна рубашка из тонкой, расшитой серебром ткани.

– Знаешь, твои друзья говорили, что ты стал нелюдимым, но я им не верил, - произнес он. – Не мог поверить в то, что мой старший брат отказался от тренировок и веселых вечеринок.

– Бальдр, я… - начал Тор и отвел взгляд. – Прости, я просто размышлял… Хотел побыть в одиночестве.

– Если верить Сиф, ты уже не первую неделю жаждешь одиночества, - бог света сделал несколько шагов навстречу громовержцу.

– Поменьше слушай Сиф, - пробормотал себе под нос Тор.

– Сиф не при чем. Я убедился в ее правоте почти в первые же дни своего возвращения во дворец.

Старший Одинсон почесал затылок и отвернулся.

– Я сейчас кое над чем работаю, - проговорил он. – Это дело требует моей максимальной сосредоточенности и тишины. Поэтому я на время отложил все пирушки и тренировки. Этот подождет.

– А как насчет сегодня? – Бальдр приблизился к нему.

– А что сегодня? – удивленно посмотрел на него Тор.

– Отец велел устроить праздник. Он хочет отпраздновать мое возвращение во дворец. Ты придешь?

– Да, да, конечно, - закивал громовержец. – Я буду на празднике.

– Рад это слышать, - Бальдр улыбнулся и, опустив глаза, заметил в руке брата дневник. – Что это?

– Ты о чем? – не сразу понял Тор.

– Книга у тебя в руке.

– А, это, - старший принц повертел дневник. – Это не книга… всего лишь кое-какие записи.
– Те самые, которые требуют твоей максимальной сосредоточенности? – на лице Бальдра заиграла улыбка.

– Да, именно, - кивнул Тор в надежде, что младший брат перестанет расспрашивать его.

– И я, конечно, не достоин того, чтобы ты со мной поделился, - на сей раз бог света горько усмехнулся.
– Бальдр, понимаешь… - громовержец уже собирался придумать какую-нибудь очередную отговорку, что ему, кстати, удавалось с большим трудом, когда ему помешало громкое карканье ворона.

Оба принца подняли головы и увидели черную птицу на вершине золотой колонны.

– Мунинн, - произнес Бальдр и сделал несколько шагов по направлению к колонне. – Память.

– Что? – удивленно переспросил Тор. – Ты знаешь этих птиц?!

– Да, знаю, - ответил он.

– И можешь отличать одного от другого?

– Конечно. Они смотрят по-разному, - Бальдр удивленно посмотрел на брата. – А ты разве не знаешь? Эти вороны у отца уже давно. Они появились во дворце, когда я еще жил здесь.
– И ты… - Тор с недоверием смотрел на брата. – И ты знаешь, как они появились?

– Знаю, - кивнул бог света. – Я тогда был рядом с отцом, пока мои старшие братья считали меня мелюзгой и даже не желали со мной общаться.

– Бальдр…

– А разве я не прав, Тор? У Локи всегда были его книги, у тебя – твои бесконечные тренировки, а от меня можно было легко избавиться, отправив к матери, - отвернувшись, Бальдр снова посмотрел на птицу.

Услышав имя Локи, сорвавшееся с его уст, Тор невольно вздрогнул. Бальдр оказался единственным, кто назвал его пропавшего брата по имени после всего, что случилось.

– Поэтому я всегда был рядом с отцом, - продолжал тем временем младший принц. – И я был с ним, когда ему подарили этих птиц. Мне тогда было всего двенадцать, и кроме родителей я никому не был интересен, - он вытянул руку, и ворон, слетев с колонны, сел ему на предплечье. – Мунинн хранит память всех умерших, что попадают в царство смерти.

– И ты видел женщину, которая подарила воронов? – осторожно поинтересовался Тор.

– Женщину? – удивился Бальдр. – Нет, это была не женщина.

– Не женщина? – приблизился к нему громовержец. – Тогда кто же?

– Девочка, - спокойно ответил младший принц. – Почти ребенок. Она едва ли была старше меня, - он на минуту задумался. – Я ее хорошо помню. Она была очень милой, с большими темными глазами…

– Эта девочка?! – Тор раскрыл перед носом брата дневник.

– Да, она, - улыбнулся Бальдр. – Хель.

При упоминании имени своей прежней хозяйки все еще сидевший на руке принца ворон громко каркнул и захлопал крыльями.

– А где сейчас Хель? – глядя в глаза брату, тихо спросил Тор.

– Там, куда ее отправил отец, в царстве смерти. Хель – правит миром мертвых.

Мунинн снова каркнул и вспорхнул обратно на колонну.

– Значит, чудовище Хельхейма и это милая девочка одно и тоже лицо? – с сомнением спросил громовержец.

– Чудовище? – переспросил Бальдр. – А ты когда-нибудь видел Хель своими глазами? – приблизив к глазам дневник в руке брата, он присмотрелся. – Подожди… Я узнаю этот почерк… Локи?!

– Нет, нет, - Тор поспешно захлопнул дневник и спрятал его за спину.

– Нет?! Тор, я узнаю эту манеру выводить руны из тысячи! Почему ты пытаешься меня обмануть?

– Бальдр, ты помнишь, зачем тебя спрятали?

– И что?

– А то, что тебе не надо ни во что вмешиваться. Родители…

– Родители позволили мне вернуться, - холодно отрезал Бальдр. – Мать обо всем позаботилась. Мне больше не грозит никакая опасность.

Не найдя, что ответить, Тор вздохнул и отвернулся.
– В конце концов, я тоже твой брат! – не выдержал бог света. – Такой же, как и Локи! Послушай Тор, - он обошел громовержца, чтобы оказаться с ним лицом к лицу, и встал к нему почти вплотную. – Я уже не маленький мальчик. Я давно вырос, и у меня уже в отличие от тебя есть жена и сын. Более того, я прекрасно знаю, что с тобой происходит. И, возможно, если мы будем вдвоем думать над твоей проблемой, мы найдем решение.

– Я не очень понимаю о чем ты, - неуклюже попытался солгать старший Одинсон.

– Не понимаешь? – Бальдр был спокоен. – Ты можешь попытаться обмануть кого угодно во дворце, но только не меня. Хотя кого угодно ты тоже вряд ли способен обмануть. Все дело в Локи. Ты хочешь найти его…

– Бальдр…

– Ты хочешь найти его, но даже не решаешься с кем-то об этом поговорить, потому что ты уверен, что никто не испытывает к Локи ни капли жалости и, должен признаться, ты не очень далек от истины.

– А ты как будто ее испытываешь, - буркнул Тор.

– Вообще-то Локи и мой брат тоже, хотя ты об этом постоянно забываешь.

– Локи нам не брат, - хмуро произнес громовержец. – Он сын Лафея, которого отец нашел в заброшенном храме Йотунхейма, а потом привез в Асгард и усыновил.

– Я знаю, - ответил Бальдр.

– Знаешь? – поднял на него глаза Тор.

– Да. Мне уже многое успели рассказать после моего возвращения.

– О да, дворец полнится сплетнями, - Тор тяжело опустился на ступеньки, ведшие в сад.

– Это не сплетни, - бог света присел рядом. – Мне рассказала мать. Она тоже токует, хоть и не подает виду. Она всегда его любила, как родного. Она надеялась, что он станет достойным наследником после того, как отец изгнал тебя, а потом сам впал в сон. Она передала ему отцовский Гунгнир… Просто она не знала, насколько глубоко Локи ранила правда, и как тяжело ему было жить в твоей тени, Тор. И как же хорошо я понимаю его терзания! Очень сложно быть младшим братом великого воина и блистательного наследника престола…

– Ладно, прекрати! – прервал его излияния Тор. – Конечно, проще всего обвинить во всем меня!

– Я никого не виню! Я пытаюсь тебе объяснить…

– Не надо! – отрезал громовержец. – Оставь объяснения для матери. И раз уж ты у нас такой умный, ответь, пожалуйста, на один вопрос, - он раскрыл дневник Локи на странице с рисунком и положил его на колени Бальдру. – Почему наш с тобой пропавший братец нарисовал Хель и почему он назвал ее своей? Или кто эта женщина, - он перевернул пару страниц, - что держит на руках младенца?

С минуту младший принц рассматривал рисунки.

– Я не знаю, - признаюсь он. – Я не представляю, какое отношение может иметь к Локи Хель. Хотя… - он задумался. – Я помню, что после того, как отец отправил ее в Нифхельм, к нему потом приходил Локи, и они о чем-то спорили. Если мне не изменяет память… - Бальдр поднял голову в поисках ворона, но колонна, на которой некоторое время назад сидела птица, была уже пуста. – Если мне не изменяет память, наш брат был чем-то очень взволнован, - задумчиво закончил он.

– Чем? – настойчиво поинтересовался Тор.

– Я этого так и не узнал. Когда Локи выходил от отца, я случайно столкнулся с ним в коридоре, но он только пристально посмотрел на меня и прошел мимо, - бог света опустил взгляд. – Мне тогда даже показалось, что у него в глазах стояли слезы.

– Слезы? – громовержец поморщился. – А почему я этого не видел?

– А что ты вообще видел кроме своих дружков и бесконечных попыток доказать, что ты величайший воин во всех девяти мирах?!

– Только не начинай заново, ладно?! – разозлился Тор.

– Ладно, - тяжело выдохнул Бальдр.

На некоторое время между ними воцарилась тишина.

– Ты прав, - тихо проговорил бог грома. – Я его не замечал, не замечал того, что с ним происходило. Это я во всем виноват. Будь я немного внимательнее….

– Нет, - перебил его брат. – Здесь нет твоей вины, Тор. Локи сам выбрал свою судьбу.

– Ну да, - горько усмехнулся старший Одинсон. – И ты, наверное, как и все считаешь, что я должен его отпустить.

– Только когда убедишься, что он мертв.

Подобный ответ показался громовержцу более чем неожиданным.

– Что? – он удивленно посмотрел на Бальдра. – Когда смогу убедиться, что он мертв?

– А разве можно отпустить живого и возможно нуждающегося в помощи брата? – бог света внимательно посмотрел на него.

Тор отвел взгляд и тяжело вздохнул.

– Я должен найти его, - произнес он.

– Да, - кивнул в ответ Бальдр.

– И ты собираешься мне помочь?

– Всем, чем смогу.

Тор повернул голову и внимательно посмотрел на него. Бальдр родился, когда он и Локи были уже взрослыми. Ни один из них никогда не уделял своему самому младшему брату внимания. Бальдр всегда был для них ребенком, несмышленышем, возиться с которым должна была мать, а не они. Когда он подрос, и его начали мучить кошмары о собственной скорой смерти, Тор вообще не удостоил это своим вниманием, а Локи только криво усмехнулся и посоветовал читать поменьше страшных книг. А потом родители построили для Бальдра дворец Брейдаблик в Асгадре и спрятали его там от любого зла. Находясь в этой вынужденной ссылке, самый младший принц вырос, встретился с красавицей Нанной и женился на ней, после чего у них вскоре родился сын. Но и эти все события прошли незамеченными для Тора. Громовержец усиленно тренировался и готовился к коронации, а Локи все больше зарывался в свои книги по древней магии, все сильнее ощущая наступление того момента, когда пропасть между ним и старшим братом станет окончательно непреодолимой. А потом произошла катастрофа, которая действительно разлучила их и возможно навсегда.

И вот теперь самый младший и никому не нужный брат смотрел на Тора бархатным взглядом своих бесконечно добрых глаз и убеждал в том, что ему нужно было найти Локи. Это было великодушно с его стороны, даже слишком великодушно. Любой на его месте порадовался бы, что справедливость восторжествовала: один зловредный брат канул в небытие, а второй, чересчур самоуверенный, оказался наказан тоской и раскаянием. Но бог света был совершенного иного мнения, и так как Тор и даже не представлял, как найти упавшего в бездну Локи, он не мог отказаться от предложенной помощи.

– Прости, что был невнимателен к тебе, когда ты был маленьким, - опустив голову, проговорил громовержец. – Я не успел сказать этого Локи… Но я хотя бы скажу это тебе.

– Забудь, - улыбнулся Бальдр. – Вы были взрослыми, я – ребенком. То, что вам с Локи было неинтересно возиться со мной, вполне нормально. К тому же, я не в обиде. Сейчас нам надо подумать о том, как найти нашего брата. Ведь он нам брат, не так ли?

– Он всегда будет нам братом, - уверенно кивнул Тор, и на его лице расплылась добродушная улыбка. – Что бы он там не натворил.

7. Исповедь

Локи открыл глаза и увидел серый потолок комнаты, местами украшенный красными и синими узорами. Во всем теле чувствовалась невероятная слабость, и казалось, что для каждого вздоха приходилось прилагать неимоверные усилия. Сознание понемногу прояснялось, и Локи почувствовал, что лежал на чем-то мягком. Повернув голову, он заметил сидевшего поодаль на невысоком стуле Диана, который, казалось, не обращая на него никакого внимания, что-то увлеченно вырезал ножом.

 
– Где я? – тихо спросил Локи.

Кельт поднял на него глаза.

– В моей комнате, - ответил он.

– Что случилось? – асгардский принц попытался восстановить в памяти цепочку прошедших событий.

– Не знаю, - пожал плечами Диан. – Ты съел что-то не то. Я зашел к тебе в комнату, вижу,

ты плох совсем. Решил тебе помочь.

– А почему ты здесь, а не с Гефестионом?

– Потому что мой господин, который теперь твой хозяин, желает убедиться, что с тобой все нормально, - кельт уверенно продолжал вырезать маленьким ножом фигурку из куска дерева, что держал в руках.

– Меня, что, снова продали? – Локи отвернулся и прикрыл рукой глаза.

– Скорее подарили.

– Это сути не меняет, - горько усмехнулся он.

Диан встал, отложил фигурку и нож и, подойдя к кровати Локи, присел на край.

– И часто тебя продавали? – спросил он.

– Почти все время. С точки зрения полезности я ужасный раб.

– Но наверняка неплохой колдун, - заметил кельт.

Услышав его слова, Локи внимательно на него посмотрел.

– С чего ты взял? – осторожно спросил он.

– Я знаю, что за танец ты танцевал. Я видел, как колдуют люди из твоего народа. Последний раз, когда шаман на моих глазах исполнял этот ритуал, на следующий день, ненавидевший его лютой ненавистью, вождь одного племени упал в ловушку для медведей. Судя по тому, в каком состоянии был труп, когда его нашли, умирал он долго и очень мучительно.

Локи вздохнул и отвернулся.

– А как насчет колдуна, который утратил всю свою магию? – обреченным голосом спросил он.

– Такого не бывает. Колдовство это заклинания. Если ты их знаешь, ты исполняешь ритуал, а ритуал всегда имеет последствия.

– Не всегда, - покачал головой принц. – Руна никогда не оживет, если ты не вложишь в нее силу своей души. Моя душа утратила всю свою силу. Моя магия иссякла. Я уже давно не колдун.

– И почему же она иссякла? – с сомнением спросил Диан.

Локи посмотрел на своего собеседника, раздумывая, как бы объяснить ему, что произошло.

– Небо забрало мою силу, когда я с него падал, - глухо произнес он.

– Ну что ж, небу виднее, - кивнул в ответ кельт. – Раз оно забрало твою силу, значит, ты неправильно ее использовал.

Локи тоскливо улыбнулся.

– Возможно, ты и прав, - проговорил он.

Слабость понемногу отходила, и, поднявшись, он сел на постели.

– И что сейчас? – посмотрел он на Диана. – Чего от меня хочет твой хозяин? Мне нечего ему дать. Я не умею ровным счетом ничего, кроме как танцевать этот глупый танец, который развлекал персов, хотя я даже не особо представляю чем.

– Гефестион хочет узнать о твоей стране и твоем народе.

– Об этом пусть лучше спросит у тебя, - усмехнулся Локи.

– Но я ведь никогда не жил на небе.

Асгардский принц вновь поднял глаза и пристально посмотрел на Диана. Он пытался понять, действительно ли тот верил в его слова или умело подыгрывал нелепой шутке. В темных глазах кельта играл озорной огонек, который сбивал Локи с толку. Если бы он хоть немного обладал своими прежними талантами, он бы уже давно раскусил воина. Но он был простым беспомощным смертным, и ему оставалось лишь теряться в догадках.

 

– Можно мне попить? – попросил он.

– Конечно, - Диан подошел к столу и, налив в чашу из кувшина немного воды, вернулся и протянул ее Локи. – Я принес тебе чистую одежду, - он взглядом указал на лежавшие неподалеку на стуле вещи. – Я покажу, где ты сможешь помыться и привести себя в порядок.

***
Несмотря на то, что Локи уже во второй раз был в покоях Гефестиона, ему все казалось незнакомым. Помывшись и облачившись в новую одежду, которая представляла собой брюки темно-бирюзового цвета, простую длинную тунику-халат того же цвета, полы которой раскрывались во время ходьбы, и черную узкую ленту вместо пояса, он шел вслед за Дианом. Чувствовал он себя гораздо лучше, но, наученный горьким опытом своего пребывания в Мидгарде, Локи знал, что настроение хозяев бываем переменчивым. И если один день они дарили ему новую одежду и обращались с ним как с человеком, то это вовсе не исключало того, что на следующий день они могли приказать швырнуть его на растерзание голодным псам. Однажды с ним такое уже приключилось. Когда один из его хозяев впал в ярость от того, что непокорный раб отказался пресмыкаться перед ним, он приказал бросить Локи собакам. Лишенный всяких способностей защитить себя, принц уже прощался с жизнью, когда, набросившиеся было на него, животные неожиданно заскулили и отступили, а один из псов даже начал лизать ему руку. На следующий день Локи отправили на невольничий рынок и продали почти за бесценок, лишь бы избавиться.

Но, несмотря на все злоключения, в глубине души принц все-таки старался найти хоть каплю надежды на лучшее будущее. Разглядывая величественные стены вавилонского дворца и красоту покоев Гефестиона, он старался убедить себя в том, что у него еще был шанс спастись, ну, или хотя бы не столь плачевно прожить остаток своей смертной жизни.

– Мы пришли, - произнес Диан, остановившись и нарушив поток его мыслей. – Проходи, - он открыл перед ним дверь.

– А наш господин неплохо живет, - ехидно заметил Локи. – Я в первый раз как-то и не заметил, как тут все роскошно.

– Я бы на твоем месте держал свои мысли при себе, - расплылся в улыбке кельт. – Особенно при царе.

Локи не ответил и вошел. Личный кабинет Гефестиона, показавшийся ему слишком большим и темным во время его первого посещения, теперь, залитый солнцем, выглядел уютно и приветливо. Многочисленные позолоченные детали интерьера горели в солнечных лучах, делая просторную комнату еще светлее, а за широким оконным проемом открывался великолепный вид на дворцовый сад.

 

Рассматривая все это великолепие, Локи в очередной раз убеждался в том, что Гефестион играл при дворе далеко не последнюю роль. Возможно, кельт и был прав, ему стоило вести себя более сдержанно и уважительно. Покровительство такого человека могло подарить ему шанс на нормальную жизнь.

Остановившись на пороге и обводя взглядом помещение, Локи невольно замер. Гефестион был не один. Он сидел на стуле спиной к двери, а прямо напротив него сидел другой человек, заметивший вошедшего раба и остановивший на нем свой пристальный взгляд. «Царь!» - мысленно воскликнул Локи.

Тогда, во время танца у него не было возможности как следует рассмотреть его. Теперь же он отчетливо видел того, кого персы с почтением и затаенной ненавистью называли царем Искандером. На удивление Локи, на нем была достаточно простая одежда, в отличие от Гефестиона, который всегда изысканно одевался, а в последнее время даже перенял привычку персов надевать множество золотых украшений. Светлые волосы царя были длинными, почти до плеч, и просто зачесаны назад, в то время как локоны его ближайшего друга как всегда были убраны в аккуратную прическу и украшены диадемой.

Рука Диана, мягко, но настойчиво опустившаяся на плечо Локи, напомнила ему о том, что, увлекшись разглядыванием, он забыл поклониться. Опустив глаза, он покорно преклонил одно колено. В это время, о чем-то с жаром говоривший Гефестион, наконец, заметил присутствие в комнате посторонних и обернулся.

– А вот и мой подарок, - улыбнулся Александр.

Встав с места, он приблизился к Локи, который не решался вновь поднять на него глаза.

– Тебе подарили представление, а не раба, - хитро ответил Гефестион.

Царь не ответил, все еще с улыбкой созерцая коленопреклоненного принца, который пытался догадаться, о чем они говорили.

– Встань, - велел ему Александр.

Диан перевел ему приказ, и Локи выпрямился. Теперь завораживающие почти прозрачные глаза македонского правителя оказались на одном уровне с его глазами. Под их пристальным взглядом Локи вновь почувствовал себя некомфортно, и у него возникло сильное желание стать очень маленьким и куда-нибудь исчезнуть.

– Как думаешь, почему Мазей решил убить его? – обратился Александр к Гефестиону.

– Возможно, он что-то знает, - ответил тот.

– Знает о чем именно?

– Сложно сказать. Я один раз разговаривал с ним. Он очень далек от того, что происходило при дворе Дария. Мне кажется, здесь дело в другом.

– Думаешь, он действительно умеет колдовать? – Александр обернулся к другу, чем вызвал у Локи чувство необычайного облегчения.

– Уверен, что нет, - покачал головой Гефестион. – Иначе его бы уже давно здесь не было.

– Согласен, - кивнул басилевс. – Тогда если это не какая-либо тайна, связанная с Дарием, и не его умение наводить чары, зачем он был так нужен Мазею?

– К сожалению, я этого пока не узнал.

Александр повернулся и снова посмотрел на Локи.

– Он не понимает по-гречески, не так ли? – спросил он.

– Нет, мой царь, - ответил Диан.

– Но ты наверняка выучил язык своих хозяев, - произнес басилевс уже на персидском языке, обращаясь непосредственно к Локи.

Услышав более или менее знакомую речь, асгардский принц, поднял глаза.

– Немного, - ответил он.

– Уверен, твоего словарного запаса будет достаточно, чтобы ты мог рассказать о себе.

– Я уже говорил господину Гефестиону… - начал было Локи.

– Я имел ввиду правду, - Александр развернулся и, вернувшись к стулу, сел на прежнее место. – Лжи в этом дворце и так предостаточно. Я очень надеюсь, что ты все-таки станешь приятным исключением.

Локи медлил.

– Иногда лучше верить в ложь, чем узнать правду… - проговорил он. – Которая может все разрушить.

– Вера в ложь не спасет от правды, какой бы горькой она не была, - возразил Александр. – Ты можешь искать спасение во тьме, которая, словно ночь, скроет твои беды и пороки, но день все равно настанет, и бежать будет уже некуда, - он сделал паузу и указал рукой на третий, пустовавший подле него резной стул. – Садись.

Локи медленно прошел на середину комнаты и опустился на предложенное место. За его спиной Диан бесшумно выскользнул за дверь и плотно прикрыл ее за собой.

Асгардский принц некоторое время молчал. Он пытался решить с чего ему начать и хотя бы приблизительно предположить возможную реакцию его собеседников. Однажды он уже попытался рассказать о том, кто он на самом деле. Это случилось едва он, оказавшись в Мидгарде, попал в плен к дикарям, которые лишили его костюма и вообще всех ценностей, которые на нем были. Решение раскрыть им правду было большой ошибкой. Естественно, грубые и невежественные люди потребовали у него доказательств того, что он действительно был не человеком, а божеством из другого мира. Лишенный магии, Локи не смог ничем подтвердить свои слова, и разозленные люди решили воздать ему по заслугам за ложь и покушение на их богов. Они верили в Одина, а попытку выдать себя за его сына восприняли очень плохо. С тех пор Локи предпочитал помалкивать о том, кто он на самом деле и на вопрос, откуда он родом, придумывать какую-нибудь очередную ложь.

Только в случае с македонским басилевсом ложь была неуместна. И не потому, что Локи проникся внезапным почтением, и даже не потому, что покровительство царя и его ближайшего друга могло наладить его жизнь. Подобные аргументы вряд ли были способны руководить поведением принца, который часто поддавался импульсивным порывам и плохо представлял последствия своих действий. Просто Локи понимал, что не сумеет обмануть этого человека. Александр не был таким как все, и в этом Локи все больше убеждало его нутро, в глубине которого еще сохранились остатки былых знаний, переданных ему с кровью предков.

Царь молча ждал. Он внимательно рассматривал слишком худого молодого человека со следами усталости на лице. По словам Диана, Локи был выходцем из северного народа, о котором Александру было очень мало что известно, а любое отсутствие информации вызывало в басилевсе одно-единственное желание: узнать и как можно больше.

– Я – никто, - выдохнул, наконец, Локи. – Что бы я ни рассказал о себе, у меня нет ничего, чем бы я мог подтвердить свои слова, и потому они прозвучат как бред умалишенного или, в лучшем случае, пьяного в стельку бездельника.

– Если бы я прислушивался к одним рациональным доводам мудрецов, меня бы сейчас здесь не было, - откидываясь на спинку стула, заметил Александр. – Я хочу послушать безумца.

– Хорошо, - Локи нервозно потер пальцами лоб. – Если бы я мог на чем-нибудь нарисовать…

Услышав его слова, Гефестион молча встал и, принеся маленький круглый столик, поставил его между тремя стульями, на которых они сидели. Затем он положил перед Локи лист папируса и палочку с чернилами.

– Спасибо, - поблагодарил его принц.

Затем он взял палочку и начал рисовать, при этом рассказывая историю о девяти мирах и своей жизни. Персидский язык он не успел выучить достаточно хорошо, и потому ему порой не хватало слов. Он часто умолкал, стараясь подобрать правильные выражения, иногда называл какие-то названия на своем языке, но ни царь, ни его наперсник ни разу не перебили его. Казалось, им было понятно даже то, что Локи объяснял очень коряво и не самыми подходящими словами.

Вначале он нарисовал Асгард – обитель богов, который располагался на ветвях мирового древа. В этом светлом мире он прожил всю свою жизнь, мечтал, верил, пытался чего-то достичь, а потом лишился всех своих иллюзий и упал в бездну.

Далее Локи спустился в Альфхейм – мир просветления и разума. Потом следовал Мидгард, срединный мир или мир людей, окруженный огнями Муспельхейма, природным изобилием Ванахейма, созиданием Свартальфхейма и льдами Йотунхейма. Ниже принц расположил Нифхельм – обитель льда, снегов и туманов, мрачный мир, в котором любые формы преображались в соответствии с внутренней сущностью наблюдателя. И, наконец, у самых корней Иггдрасиль был Хельхейм.

– Это мир мертвых, - глухо произнес Локи. – Любой, кто умер от старости и болезней, старики, женщины и дети, они все попадают сюда, в этот мир, которым правит Хель… Хель… - он запнулся, почувствовав, как задрожала его сжимавшая палочку рука. – Она моя дочь…

Он закрыл глаза и опустил голову. Впервые за все время после падения он оказался лицом к лицу со своей тоской, испил до дна чашу собственной боли, которая в борьбе за выживание всегда отходила на задний план. Шаг за шагом вспоминая все то, что когда-то было частью его жизни, Локи чувствовал, как эти воспоминания резали его ледяным лезвием по сердцу. Впервые он почувствовал себя невероятно уставшим, бесконечно одиноким и безнадежно потерянным. Впервые ненависть к Тору и обида на приемного отца отступили, освобождая место тоске и желанию все возвратить назад, а еще увидеть дочь. Когда ее существование случайно открылось его отцу, он понимал, что Один вряд ли будет доволен. Локи предполагал, что Всеотец не одобрит его случайную связь, результатом которой и было рождение Хель, которое принц долго скрывал. Но в глубине души он надеялся на прощение. Он верил, что отец, который столько раз говорил, что любит его, поймет, что по молодости каждый совершает ошибки, и позволит ему оставить дочь у себя. Хель была милой девочкой. Она никому не причинила зла, а отец даже не позволил им попрощаться прежде, чем низвергнул ее в небытие.

Теперь она, наверное, была уже совсем другой, ведь прошло так много времени. Кто знает, как она могла измениться в вечном царстве мрака и смерти? В Асгарде ее называли чудовищем, только Локи в это не верил. Его маленькая девочка, с которой он так любил играть и которую не раз укачивал на своих руках, не могла стать чудовищем. Она ведь даже не разозлилась на своего деда и в благодарность за то, что он сохранил ее жизнь, отдала ему своих любимых птиц! Тех самых, что остались Локи единственной памятью о потерянном ребенке.

Асгардский принц открыл глаза и посмотрел на слушавших его мужчин, о присутствии которых словно позабыл.

– Я… - рассеянно произнес он. – Кажется, я все рассказал, но мне нечем доказать все это. Я утратил все свои способности и стал простым смертным, видимо, до конца своих дней.

Локи вздохнул, мысленно готовя себя к любой, даже самой неприятной реакции со стороны слушателей. Но Александр выглядел заинтересованным, а Гефестион смотрел на аса, широко раскрыв от удивления глаза.

– Если все это действительно так, то выходит… - он запнулся и перевел пораженный взгляд на царя. – Думаешь, такое возможно?! – спросил он на греческом языке.

Александр медлил с ответом.

– Если все, что он только что рассказал, правда, - не унимался Гефестион, - то это ставит под сомнение нашу веру в наших богов. Ведь насколько я понял с его слов, те девять миров, о которых он говорил, были созданы его отцом.

– Его приемным отцом, - заметил басилевс. – Гефестион, я удивлен не меньше тебя, и пока мне сложно что-либо сказать. Вполне возможно, что он лжет. Но поверить в то, что его рассказ это чистой воды выдумка, слишком просто. Так решил бы любой здравомыслящий человек.

– Но ты, как я понимаю, склонен пойти другим путем? – с неодобрением посмотрел на друга Гефестион.

– Поиск новых путей всегда увлекателен, - Александр довольно улыбнулся, и его влажные от природы глаза заблестели еще сильнее. – Я попробую пойти иной дорогой и поверить этому молодому человеку.

– Для чего?

– Чтобы попытаться найти подтверждение его словам. Ведь он сам на это не способен.

Гефестион откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. Некоторое время он, размышляя, скептически смотрел на царя.

– Ладно, - согласился он. – Предположим, что это правда. Но тогда возникает огромное количество вопросов и выводов, которые способны перевернуть все наше бытие.

– Ты прав, - кивнул Александр. – Но я уверен, что всему есть свое объяснение. И заняться его поисками в свободное время мне будет гораздо приятнее, чем… - покачав головой, он прикрыл рукой глаза, - чем выбирать себе на ночь очередную жену из трехсот шестидесяти пяти.

– Тебя сегодня снова подменить в этом деле? – на лице Гефестиона расплылась улыбка.

– Да, будь так добр, - Александр потянулся и взял со столика рисунок Локи. – Избавь меня от этой бессмысленной траты моего времени. Да и скажи Тии, что это мой приказ, - добавил он через минуту. – Чтобы она не очень ревновала.

Слушавший, но совершенно не понимавший смысла их разговора, Локи сидел, опустив голову. Нахлынувшие на него чувства и воспоминания отзывались болезненным эхом в его душе. Но неожиданно в самой глубине его существа начало нарастать странное ощущение. Оно становилось все сильнее и сильнее, пока Локи не распознал его. Нечто подобное он испытывал во время своих магических обрядов. Это были голоса его предков, которые звали его и тянулись к нему невидимыми руками, словно хотели что-то сказать. Это была тонкая нерушимая нить между поколениями, которая через темную, бежавшую по жилам кровь, связывала Локи с его далекими родичами-колдунами Йотунхейма, возможно с его настоящей родной матерью, о которой ему никогда ничего не было известно. Это были отголоски его потерянной силы, ее мертвые останки, которые беспокоились в уставшей душе мага и пытались что-то до него донести. А потом ощущение неожиданно резко изменилось. Локи больше не слышал далеких голосов. Теперь он ощущал сильную струю совершенно иной, доселе невиданной ему силы, и она не принадлежала ему. Она исходила от человека, сидевшего рядом и рассматривавшего увлеченным взглядом его рисунок.

Локи поднял голову и посмотрел на Александра. Заметив его полный удивления и смятения взгляд, царь оторвал глаза от папируса.

– Ты хочешь рассказать что-то еще? – спросил он на персидском языке.

– Нет, - покачал головой Локи. – Я хочу попросить о помощи.

8. Женщина и птица

Описывая круги, ворон медленно опускался все ниже и ниже, и чем дольше он летел, тем мрачнее и гуще становилось пространство вокруг него. Постепенно исчезали звезды, и красочные переливы далеких галактик сменялись туманностями. Густые клубы космических облаков, сверху окрашенные в красно-золотистый цвет отблесками солнца, становились все темнее и приобретали сине-серый оттенок. Вскоре они стали такими густыми, что заволокли все пространство беспросветным туманом, сквозь который невозможно было что-либо различить.

Но мрачное окружение нисколько не пугало птицу, которая уже не раз проделывала этот путь и, точно зная направление, преодолевала ряд за рядом слои сгустившихся туч. Вот ворон миновал золотистые облака Беспечности, погрузился в серый туман Одиночества, пролетел почти черные тучи Страха и, наконец, вынырнул в синее пространство Забвения. Внизу темнела земля, сплошь усыпанная черными камнями и поросшая темно-синей колючей растительностью. Ворон летел низко, паря на расправленных крыльях, пока не опустился на землю перед массивными воротами, и громко закаркал. Потревоженный его появлением спавший на земле огромный пес открыл глаза и злобно зарычал, но, узнав птицу, тихо заскулил и отошел в сторону. Ворота медленно раскрылись, и ворон влетел в Обитель мертвых.

Узкая тропинка петляла меж огромных глыб и причудливых мрачных растений, которые в вечно царящем полумраке сливались с камнями и вместе образовывали дремучий непроходимый лес. Летящего вдоль тропы ворона провожали почти безразличным взглядом девушки-рабыни в темных платьях. Их обязанностью было встречать усопшие души и провожать в их последнее пристанище. Если же никто не приходил, они просто сидели на камнях и тихо пели. Порой их голоса сливались в монотонный стон, в вечный плач в тоске по утраченной жизни, к которому очень скоро привыкал каждый новый обитатель Хельхейма.

Ворон летел вперед, ведомый своим непоколебимым инстинктом. Он проникал все глубже и глубже в дебри загробного царства, минуя ущелья и мрачные чертоги потерянных душ, густые колючие заросли и глубокие непроходимые болота, меж которыми петляла тропа. И чем ближе была птица к замку королевы, тем быстрее она летела.

Наконец впереди показалась темная башня дворца. Выстроенный в форме уходящей в затянутое черными тучами небо конусообразной спирали, он светился огнями факелов, расставленных вдоль немногочисленных оконных проемов. Влетев сквозь главный вход, ворон описал круг по залу, освещенному отблесками пламени, и опустился на высокую спинку трона.

Женщина, полусидевшая, полулежавшая на троне, словно спала. Ее левая рука, которая выглядела мертвой и усохшей, свисала с подлокотника, в то время как здоровая правая покоилась у нее на колене. Длинные темные волосы, спадавшие на грудь, прикрывали левую половину ее лица, больше похожую на обтянутый кожей череп. Ее платье, казавшееся в полумраке черным, облегало грудь, слегка прикрывало худые плечи и спадало волнами мягкой ткани к ее ногам, обнажая до бедра мертвую левую.

Услышав карканье ворона, она открыла глаза и выпрямилась на троне.
– Мунинн? – удивленно произнесла она и вытянула правую руку, на которую птица сразу же вспорхнула.

Хель не ожидала появления своего ворона. Птицы очень редко покидали Асгард, и если прилетали в Хельхейм, то только лишь с посланием от Одина. Но на сей раз все было по-другому, и хранительница смерти чувствовала это. Тем более что к ней прилетела Память, а не Мысль, которая обычно исполняла роль вестника.

Хель приблизила к лицу руку, на которой сидел ворон.
– Что случилось, Мунинн? – тихо спросила она. – Почему ты здесь?

В ответ он каркнул и захлопал крыльями. Хель вгляделась ему в глаза, чтобы узнать, что привело к ней ворона. Она уже не сомневалась в том, что птица, помня свою прежнюю хозяйку, хотела сообщить ей что-то важное. В следующее мгновенье Хель уже видела в темных зрачках четкую картину.

– Бальдр?! – пораженно прошептала она. – Бальдр вернулся во дворец?!

Она не могла не узнать его, не спутала бы ни с одним обитателем всех девяти миров!

Самый младший принц с бесконечно добрыми бархатными глазами. Но он был не один, рядом с ним был Тор, и они разговаривали… Хель напряглась. Она хотела убедиться, что ощущения не обманывают ее, но Память не могла ошибиться, не могла ввести ее в заблуждение.

Королева мертвых отвела руку, и ворон перелетел на спинку ее трона. Хель медленно поднялась на ноги, постояла и спустилась к подножью возвышенности, на которой стоял ее трон. Увидев, что она встала, сидевшие на ступенях девушки рабыни встрепенулись и склонились перед ней в поклоне.

– Ты хочешь найти его, Тор, - с горечью в голосе проговорила она, не обращая внимания на служанок. – Ты хочешь найти его, но ты никогда не сумеешь этого сделать. И даже Бальдр не сможет тебе помочь.

Хель подошла к большим дверям зала, которые сами медленно раскрылись перед ней. Она знала, что когда-нибудь решится на подобный шаг, но для этого нужна была очень веская причина, особый случай, который позволил бы ей нарушить все правила и законы.
Правительница Хельхейма вышла из своего дворца и посмотрела на затянутое тучами небо. Затем она сделала жест рукой, и тяжелые облака над ее головой начали рассеиваться, открывая взору усыпанную звездами вселенную.

– Насколько сильно ты хочешь найти его, Тор?! – воскликнула Хель. – Чем ты готов пожертвовать ради того, чтобы вернуть его в мир, к которому он всегда так стремился принадлежать и который всегда отталкивал его?! Чем ты готов искупить его страдания?! Страдания моего отца! – последнюю фразу она произнесла шепотом, опустив голову и закрыв руками лицо.

Мнение Одина о том, что она собиралась сделать, уже не имело для нее значения. Он сам когда-то низверг ее в небытие, отправил править миром за гранью жизни и реальности, раскрыв перед ней совершенно иные стороны бытия.

За спиной Хель послышалось хлопанье крыльев, и Мунинн молча опустился на правое здоровое плечо хозяйки. Час пробил, а выбор был сделан.

***
Нанна была очень красива и полна жизненной силы. Сидя напротив нее и Бальдра за праздничным столом, Тор наблюдал за братом и его женой, ловя себя на мысли, что ему давно следовало с ней познакомиться. Для этого надо было просто съездить в Брейдаблик, где они жили, нанести, так сказать, визит вежливости. Но ему было все некогда, и даже когда родился маленький Форсети, Тор отправил к брату гонцов с дарами и поздравлениями, решив, что сам поедет к ним позже. А потом начались приготовления к его коронации, и громовержец и вовсе забыл о племяннике. Впрочем, так он всегда забывал и о Локи. Только Локи был близко, совсем рядом, ходил за ним тенью, что-то рассказывал, что-то советовал или просто делился какими-то мыслями. Это было обычным, привычным делом, и Тор не уделял этому особого внимания до того момента, пока не перестал слышать за спиной привычных тихих шагов и вкрадчивого шепота.

Принц вернул свои мысли к реальности и снова посмотрел на Нанну. Ее золотые волосы были собраны в прическу и украшены заколками с драгоценными камнями. В светлом легком платье, с чарующей улыбкой и бесконечно влюбленным обращенным на мужа взглядом она не уступала в красоте самой Фрейе. По правую руку от нее сидела Сиф в не менее красивом наряде и с не менее обворожительной улыбкой. После своего возвращения из Мидгарда Тор заметил, что дева-воительница сильно изменилась. Она перестала перечить ему по любому поводу, что нередко любила делать до этого, постоянно улыбалась и стала чаще носить платья. Громовержец не особо понимал причину подобных перемен, и поведение боевой подруги казалось ему странным. В отличие от него, его друзья, казалось, знали, в чем было дело. Одинсон то и дело ловил на себе улыбающийся взгляд Фандрала и Огуна, но старательно отмахивался от них.

Тор отвел глаза и представил себе Джейн. Наверняка она не уступила бы в красоте асиньям, окажись она сейчас в Асгарде в таком же платье. Может, она была бы даже красивее их обеих. Громовержец вздохнул, понимая, что скучает по ней, и чем дольше он скучал, тем сильнее убеждался в своих чувствах к земной женщине. Он не раз представлял себе ее в качестве своей невесты и будущей царицы, хотя и понятия не имел о том, как перенести Джейн в Асгард. Интересно, а смогла бы она помочь ему разыскать Локи? Как бы вообще она отнеслась к его потерянному брату? Сначала она, скорей всего, злилась бы за него за то, что он послал разрушителя убить их всех. Но потом Джейн сменила бы гнев на милость, особенно если бы он, Тор, убедил ее. Она поняла бы, что Локи его брат, а братьев надо принимать такими, какие они есть. Даже если они пытаются от тебя избавиться предательскими методами и ложью. Сам Тор уже давно забыл ту волну ярости и негодования, которая охватила его, едва он узнал об измене Локи. Злоба и непонимание уступили место раздумьям о возможных причинах, которые побудили Локи так поступить. В силу собственного добродушия громовержец не допускал мысли, что поведение младшего брата было обусловлено его темной порочной натурой. Локи просто был обижен и поддался собственным эмоциям. Ведь он же не убил тогда их отца, а вместо этого прикончил Лафея, даже зная, что на самом деле был его сыном.

Тор не сомневался, что этих аргументов было бы достаточно для Джейн, чтобы она простила Локи, как это сделал он, и приняла его. Она бы сразу поняла, как важно для него воссоединить семью, и помогла бы ему в этом. Джейн всегда и несмотря ни на что была бы на его стороне. Тор невольно вспомнил их прощальный поцелуй в Мидгарде и улыбнулся собственным мыслям, что не ускользнуло от внимания сидевшей напротив Сиф.

– Как приятно осознавать, что все наконец хорошо, - глядя на старшего Одинсона, произнесла она. – На какой день назначена новая коронация?

Тор, не сразу сообразивший, что она обращается к нему, встрепенулся.

– Что? Прости, не слышал.

Сиф встала со своего места и, обойдя стол, опустилась на пустовавшее рядом с ним место.

благо все вокруг были увлечены трапезой и разговорами и не заметили, как она пересела.

– Я спросила про твою новую коронацию, - произнесла Сиф. – Всеотец ведь уже назначил день?

– Пока нет, - покачал головой Тор. – Еще не назначил.

– Еще нет? – удивленно переспросила она. – Я думала, Бальдр вернулся именно ради этого события.

– Бальдр вернулся не ради моей коронации. Он просто вернулся домой. Теперь он с женой и сыном будет жить здесь, если, конечно, пожелает.

Сиф умолкла, размышляя, как поддержать разговор.

– Последнее время ты все время один. Тебя что-то беспокоит? – спросила она.

– Нет, - как можно уверенней ответил Тор. – Меня совершенно ничего не беспокоит. Я… я немного изменился после всего, что случилось. Часто бываю один потому, что обдумываю слова отца, все то, чему он меня учил. Ведь он был прав, а я ошибался.

– А та смертная? Ты все еще тоскуешь по ней?

– Конечно, - выдохнул громовержец. – Хаймдел говорит, что всегда остается надежда. Возможно, радужный мост сумеют восстановить, и тогда я исполню обещание, которое дал, и вернусь за Джейн.

– А если будет уже слишком поздно?

– Что значит «поздно»?

– Смертные Мидгарда рано старятся и умирают. Она может просто не дождаться тебя.

Тор ничего не ответил и отвернулся.

– Прости, - поспешно добавила Сиф. – Наверное, мне не стоило об этом говорить.

– За последние пару месяцев ты извинилась передо мной столько раз, сколько не извинялась за всю свою жизнь, - с сомнением посмотрел на нее Одинсон.

– Ты ведь сам только что сказал, что изменился… Нет больше нужды тебе противостоять, - засмеялась она.

– Ну да, - вздохнул принц и тоже улыбнулся. – Скажи, Сиф, что ты знаешь про Хель? – неожиданно спросил он.

– Хель? – удивленно переспросила она. – Ты имеешь в виду Королеву мертвых?
– Да, именно.

– А почему ты вдруг спросил о ней?

– Да так, недавно размышлял о смерти, вспомнил Хель. И сейчас ты сказала, что Джейн может меня не дождаться и умереть, а если она умрет, то попадет в Хельхейм.

Услышав его слова, Сиф несколько смутилась.

– Еще никто и никогда не возвращался из Хельхейма, - ответила она. – Если ты захочешь соединиться с мертвой Джейн, тебе самому придется умереть.

– Понятно, - кивнул громовержец.

– Тор, это плохая затея, - настороженно заметила Сиф.

– Джейн пока жива и здорова, - с улыбкой возразил он. – Обсудим подобную перспективу позже.

Поднявшись с места, он быстрым шагом направился к выходу, не обращая внимания на провожавший его неодобрительный взгляд Сиф и удивленные глаза Фандрала, который заметил, как он покидал зал.

Оказавшись в тишине коридора, Тор облегченно выдохнул. Да, Сиф была права, все было хорошо, все радовались и наслаждались жизнью, только Локи был неизвестно где во мраке бесконечной Вселенной, а на Земле его тщетно искала Джейн. Она не знала о том, что Радужного моста больше нет, и даже не подозревала, что Тор, возможно, уже никогда не вернется за ней. Оно и к лучшему. Громовержец тяжело вздохнул, думая, что ей лучше пребывать в сладком неведении, чем знать горькую правду. Правда отравила сердце Локи и бросила его в пучину отчаяния. Уж лучше бы он никогда не узнал правду о своем рождении.

Мысленно находясь далеко от Асгарда, Тор по старой привычке, почти механически направился в излюбленное место для уединения – зал с выходом в сад, ярко освещенный пламенем факелов и наполненный мерцанием золотых колонн. Находясь в своих парадных доспехах и алом плаще, старший принц задумчиво обошел круглое помещение и уже собирался вернуться в зал, где проходило празднование, когда его внезапно сковало странное чувство. По спине пробежал неприятный холодок, а сердце учащенно забилось. Еще никогда в жизни Тор не испытывал ничего подобного и потому не сразу понял, что с ним происходило. Неприятное ощущение становилось все сильнее, пока Одинсон сквозь вереницу спутанных мыслей, наконец, понял, что это было. Страх! Подсознательный страх и холод, которые подбирались к нему все ближе и сковывали его душу ледяными щупальцами.

Тор резко развернулся и схватился за рукоятку Мьелльнира, который, как обычно, висел у него на поясе.

– Кто здесь?! – почти прорычал он, замечая, что пламя факелов стало приглушенным. – Кто ты?! Выходи, или я сам найду тебя!

В ответ не раздалось ни звука, и Тор стал озираться в поисках незваного гостя. В том, что он был не один, он уже не сомневался.

– Покажись! – громогласно потребовал он. – Тебе все равно не спрятаться!

Его первым подозрением было то, что во дворец снова пробрались йотуны, но потом громовержец понял, что это был кто-то другой, потому что ни один из ледяных великанов, даже сам Лафей, никогда не вызывал у него подобных ощущений. Это был кто-то другой, кто-то страшнее и сильнее холодных обитателей Йотунхейма. Кто-то…

За спиной Тора каркнул ворон, заставив его снова замереть на месте, а потом послышались легкие шаги, словно кто-то ступал босиком по гладкому полу. Одинсон медленно обернулся и крепче схватился за рукоять молота. В ту минуту он, возможно, был готов сразиться с полчищами йотунов или любых других обитателей девяти миров.

Но вместо них перед ним стояла тонкая женская фигура.

– Ты испугался женщины, могучий Тор? – усмехнулась она и взмахнула рукой.

Факелы на стенах вспыхнули, ярко осветив ее и пустой зал.

Широко раскрыв глаза, принц смотрел на стоявшее перед ним существо. Она действительно была босой, в простом бордовом платье с разрезом до левого бедра и декольте, лишь слегка прикрывавшим ее узкие худые плечи. С ровными, спадавшими до пояса темными волосами, без короны, вообще без каких-либо украшений, она улыбалась ему правой половиной рта, только правой, потому что вся левая половина ее тела была словно скелет, обтянутый серой кожей. Только глаза были одинаковыми, здоровыми и блестящими, и они искрились, разглядывая опешившего наследника трона, искрились очень знакомым, почти родным Тору блеском.

– Кто ты? – едва узнавая собственный голос, спросил он.

– Я думала, тебе не составит труда догадаться, кто я, - уклончиво ответила она.

В это время сидевший у нее на плече ворон снова каркнул и перелетел на одну из колонн.

– Ты… Хель? – удивленно произнес Тор. – Но почему ты… здесь?

– А разве не обо мне ты последнее время у всех спрашивал? – она сделала шаг ему навстречу. – Разве не обо мне так жаждал узнать?

– Да, но… - принц запнулся. – Я… Я думал, ты никогда не покидаешь своих владений.

– Ты правильно думал, сын Одина. Я еще ни разу не покидала Хельхейм с тех пор, как туда меня отправил твой отец. Но это вовсе не значит, что я не могу этого сделать, - она снова улыбнулась.

– Зачем ты пришла? – Тору все меньше нравился тот факт, что хранительница смерти оказалась в Асгарде. – Как ты вообще сюда попала, ведь Радужный мост разрушен? И Хаймдел, конечно же, знает, что ты здесь…

– Хаймдел ничего не знает, - спокойно возразила она. – Он не властен над смертью. Никто не властен, даже сам Один.

– Что тебе надо? – громовержец почувствовал, что начинал терять терпение. – Говори и уходи!
– Мне?- усмехнулась Хель. – Вопрос в том, что нужно тебе, Тор, и зачем ты искал меня. Зачем ты спрашивал обо мне?

Она вела себя не агрессивно, и принц подумал о том, что пока было не время прибегать к помощи молота, хотя он по-прежнему сжимал его рукоять. С другой стороны, перед ним стояла сама Смерть, и пытаться убить ее было бесполезно. А вот задать ей пару вопросов было можно, тем более что она сама явилась в Асгард, якобы из-за того, что он интересовался ею.

– Да, я спрашивал о тебе, - признался Тор. – И я хочу знать, какое ты имеешь отношение к моему… к Локи.

– Назвать его братом больше язык не поворачивается? – ее глаза сузились от злости.

– Да нет.. нет… Он мой брат, конечно брат. Он всегда будет моим братом! Я хочу его найти!

– Не найдешь, - обреченно покачала головой Хель.

– Почему?

– Ты никогда не сможешь попасть туда, где он оказался.

– И ты знаешь, где он?

– Знаю, - она опустила глаза. – Всегда знала.

– Тогда скажи, как туда добраться.

– Никак, - отрезала Хель.

– Что значит никак?! – разозлился Тор. – Ты пришла в Асгард из мира мертвых, а я не смогу попасть к Локи?!

– Ты никогда не сумеешь перенестись в далекое прошлое. Даже если ты упадешь в бездну вселенной, как это случилось с Локи, нет ни единого шанса на то, что ты сумеешь пройти его путь и оказаться там, где он. Для тебя, могучий Тор, твой брат давно мертв. Отпусти его.

Не ожидая подобного ответа, громовержец невольно отшатнулся.

– Он… погиб? – пораженно спросил он.

– Для тебя и всех тех, кто живет в твоем времени, да.

Словно обессилев, Тор опустился на ступени, отделявшие зал от ведущей в сад террасы.

– Он в твоем мире? – поднял он Хель обреченный взгляд.

– Нет, - она покачала головой. – И я не знаю, увижу ли я его когда-нибудь.

В ее голосе послышались нотки боли и отчаяния. Хель отвернулась, но Тору показалось, что в ее глазах заблестели слезы.

– Почему? – тихо спросил он.

Она была уже готова ответить, когда в коридоре послышались чьи-то гулкие шаги.

– Тор, ты здесь? Тор, я… - осекшийся на полуслове, Бальдр замер на середине зала.

Королева мертвых медленно обернулась и встретилась с его удивленным взглядом.

Справившись с оцепенением, младший принц обошел ее, чтобы лучше разглядеть.

– Хель?! – чуть слышно проговорил он.

– Ваше величество, - она опустилась перед ним на одно колено. – Я рада, что мы встретились с вами снова именно здесь и сейчас, а не в моем холодном мире.

– Вообще-то я тоже принц и даже наследник престола, - проворчал сзади Тор. – А передо мной никто не кланялся.

Не обращая внимания на брата, Бальдр приблизился к ней.

– Пожалуйста, встань.

Хель молча выполнила его просьбу.

– Тогда ты была другой, - произнес он, всматриваясь в ее лицо, - когда мы встретились в первый раз.

– Мертвым не нужна красота, - ответила она. – Тлен одинаково властен и над красивыми, и над уродливыми.

– Да, но… - младший принц запнулся. – Мне очень жаль… - пробормотал он и опустил голову.

– Бальдр, Хель говорит, что знает, где Локи, - поднялся на ноги Тор. – Но при этом, она утверждает, что нам никогда не удастся его найти, потому что для всех нас он уже мертв.

– Для всех нас? – переспросил его брат. – А для кого-то другого жив?

– Он пока еще жив для тех, кто уже мертв для вас, - произнесла Хель. – Локи в прошлом, в далеком прошлом Мидгарда, в тех темных веках, когда вас обоих еще не было на свете. И ни один из вас никогда не сумеет туда попасть, - она отвернулась. – Возвращайтесь на праздник. Там ваше отсутствие, скорей всего, уже заметили. Не заставляйте гостей ждать.

– Подожди! – Бальдр обошел ее и встал напротив. – Наверняка есть способ найти Локи, хоть какой-нибудь. Ты ведь не просто так покинула свое царство. Ты пришла что-то сказать… - он умолк и в ожидании посмотрел на нее.

– Только одно существо способно преодолеть толщу веков и найти его. Моя птица, но не эта, - Хель указала рукой на ворона, который все еще восседал на колонне и чистил клювом перья. – Это - Память. Он может лететь только в то прошлое, которое ему известно. Другой ворон, Хугинн. Лишь Мысль способна преодолеть любую преграду, только мысль полетит туда, где вы сами никогда не были и уже никогда не окажетесь. Нужно, чтобы ваш отец отдал мне вторую птицу, и, возможно, тогда я смогу вам помочь.

– Меня интересует один вопрос, - играя Мьелльниром в руке, приблизился к ней Тор. – Почему столько заботы именно о Локи? Не припоминаю, чтобы правительница загробного царства о ком-нибудь так беспокоилась.

Хель медлила с ответом и лишь смотрела на него.
– А знаешь, - продолжил громовержец. – Когда я тебя только увидел, твои глаза показались мне знакомыми. Теперь я, наконец, понял. Они у тебя такие же, как у Локи, только не зеленые. Очень странно.

– Ничего странного, сын Одина, - усмехнулась Хель. – У меня цвет глаз моей матери, а она не была зеленоглазой.

Улыбнувшись настолько широко, насколько ей позволяло лицо, Королева мертвых взмахнула рукой, и, прежде чем принцы успели опомниться, все факелы в зале погасли, погрузив обоих в непроглядную тьму.

– Что это было? – спросил Тор спустя несколько мгновений, когда огонь в факелах вспыхнул вновь.

– Она ушла… - проронил Бальдр, оглядываясь и убеждаясь, что женщина и птица исчезли.

9. Медальон

Тия в очередной раз окинула недоверчивым взглядом разложенное перед ней множество дорогих, расшитых золотом и серебром, тканей.
– Это все… мне? – с сомнением спросила она.

– Тебе, конечно, тебе, - сидевший поодаль от нее, Гефестион был погружен в чтение какого-то документа из целой кучи лежавших перед ним на столике свитков.

– Ты… уверен? – Тия вновь задала осторожный вопрос.
– Тебе не нравится? – поднял он на нее глаза.

– Нет, конечно, нравится, - поспешно отозвалась девушка. – Просто здесь столько всего…

и еще тот ларец с украшениями… У меня никогда не было столько драгоценностей, - выдохнула она.

– Теперь будет, - улыбнулся македонянин.

– Почему бы просто не взять и не сшить себе платье? – раздалась едкая реплика из противоположного угла комнаты.

Тия сделала вид, что не расслышала этих слов.

– Я даже не знаю, что мне со всем этим делать, - по-прежнему обращаясь к Гефестиону, произнесла она. – Ты слишком добр ко мне. Я…

– Я сейчас сдохну от умиления, - снова послышалось из угла. – Все уже поняли, как ты благодарна и растрогана. Просто собери это барахло и унеси к себе, пока не стащили твои менее удачливые подруги.

Не выдержав, Тия резко развернулась.

– Это не твое дело! – вскипела она. – И не смей мне указывать!

– А ты не смей разговаривать со мной в таком тоне! – оторвавшись от оконного проема, на котором он изучал нанесенные узоры, Локи посмотрел на девушку.

– Ты такой же раб, как и я, - она уперла руки в бока. – И я буду разговаривать с тобой так, как захочу. С тех пор, как ты здесь появился, ты только и делаешь, что лезешь своим носом в чужие дела. Почему бы, наконец, не заняться своими собственными?!

Почувствовав, что атмосфера в комнате начинает накаляться, Гефестион отложил все дела и встал со своего места.

– Ну, все, все, успокойся, - он подошел к девушке и обнял ее.

– Зачем ты его взял? Он только портит всем жизнь, - Тия уткнулась носом ему в плечо.

Услышав ее слова, Локи обиженно отвернулся и с новым усердием принялся изучать узоры на окне.

– Не обращай внимания, - Гефестион провел рукой по ее гладким черным волосам. – Лучше действительно выбери какую-нибудь ткань для платья. Я хочу, чтобы ты была со мной на пиру, который состоится через пару дней.

– Ты возьмешь меня с собой?! – Тия подняла на его удивленный взгляд.

– Возьму, - он кивнул.

– Спасибо! – она обвила руками его шею и поцеловала в губы, затем, хихикнув, схватила красивую, расшитую золотом темно-красную ткань и поспешно выбежала из комнаты.

Когда за ней закрылась дверь, Гефестион медленным шагом подошел к Локи.

– Она права, - не давая ему возможности заговорить первым, произнес асгардский принц. – Я порчу всем жизнь. Наверное, тебе стоит сделать то, что сделали все мои прежние хозяева – избавиться от меня. Все равно от меня мало пользы.

– Я так не думаю, - возразил македонянин. – За последние три месяца ты рассказал мне столько всего, сколько я не узнавал за всю свою жизнь.

– Я многим пытался рассказать то, что знаю, но их это мало интересовало, - ответил Локи. – Им нужны были не знания, а физическая сила, которой я не владею, потому что раб должен работать, а не чесать языком.

– Тебе просто не везло со слушателями, - возразил Гефестион. – Возможно, тебе это покажется странным, но я тоже не слишком популярен при дворе, - он прошел к стоявшему у окна ложу и присел на него. – Кратер считает меня ничего не смыслящей в военном деле выскочкой, Эвмен не может простить мне то, что я волен брать сколько угодно средств из царской казны, а для Птолемея я как бельмо на глазу, помеха, которая не позволяет ему подобраться поближе к Александру. О том, что обо мне думают придворные рангом ниже я даже вспоминать не хочу.

Повернувшись, Локи внимательно посмотрел на него.

– Но у тебя есть царь, - заметил он.

– Не совсем так, - покачал головой Гефестион. – Дело не в том, что у меня есть царь, а в том, что царь это все, что у меня есть. Не будь Александра, от меня бы уже давно избавились, как это принято при македонском дворе. А с другой стороны, не будь Александра, меня бы и самого здесь никогда не было. Так что, мы с тобой где-то похожи.

Локи ответил не сразу.

– Я знаю, каково это, когда тебя терпят только потому, что не в силах от тебя избавиться, - глухо произнес он.

– Присядь, - македонянин указал ему рукой на место подле себя.

За те три месяца, что прошли с тех пор, как Гефестион забрал себе Локи в качестве раба, он не только изучил, но и привык к неуживчивому и вздорному характеру асгардского принца. Действуя по примеру своего царственного друга, македонянин решил принять Локи таким, какой он был. Отчасти это было продиктовано желанием Гефестиона понаблюдать за тем, как стал бы вести себя тот, кто называл себя упавшим с неба божеством. Будучи не понаслышке знаком со всякого рода прохвостами и мошенниками, которые вечно крутились возле него и самого Александра, Гефестион не замечал в Локи ничего, что могло бы убедить его в том, что слова его нового раба были ложью. За три месяца парень разве что получил шанс жить спокойной жизнью под покровительством второго человека при македонском дворе. Локи не рвался ни к роскоши, ни к деньгам, не смотрел на женщин, ни валялся в ногах хозяина, вымаливая какие-либо милости. Днем и ночью он только бродил по дворцу и изучал статуи и изображения, с любопытством разглядывал македонские доспехи и персидские одеяния. То и дело Гефестион замечал его застывшим возле какого-нибудь узора или изваяния, прикоснувшись рукой или внимательно всматриваясь в него. Однажды македонянин от переполнявшего его любопытства спросил Локи о том, что тот делал. Младший Одинсон ответил не сразу. Он упорно молчал до тех пор, пока Гефестион не потребовал от него ответа и не пригрозил в случае его молчания вернуть обратно Мазею. Последнего Локи хотелось меньше всего, поэтому после долгих душевных терзаний он рассказал Гефестиону о том странном ощущении, что посетило его при его первой встречи с Александром. Он признался, что почувствовал свою потерянную силу. И хотя это был скорее призрак его утраченной магии, Локи казалось, что если она заговорила в нем, то у него еще был хоть и очень маленький, но все же шанс воскресить ее. Он также признался, что почувствовал источник необъяснимой силы, исходящей от царя. Именно поэтому он решился попросить о помощи, но Александр был вынужден признать, что пока не знал, как вернуть потерянного принца в родной Асгард, так как вообще пока плохо представлял себе, где находился этот самый мир. Но при этом македонский басилевс уверил Локи в том, что обдумает все рассказанное им и постарается найти какой-нибудь выход.

После того разговора принц начал задумываться о том, что, возможно, во дворце был еще какой-нибудь источник подобной силы или что-то, что могло вновь разбудить его уснувшую мертвым сном магию. Поэтому Локи пытался найти этот источник. Он обследовал все углы комнат, куда его допускала охрана, вплоть до мельчайших щелей, но ощущения не повторялись. Локи больше не слышал голосов предков, не чувствовал свою связь с ними.

Выслушав признание своего странного раба, Гефестион решил помочь ему в поисках. В сопровождении Диана, который никогда не оставлял своего господина, они обошли весь Вавилонский дворец. Затем македонянин отвел Локи во все ближайшие храмы, в том числе и святилище Мардука со знаменитым глазом, но и это не помогло. Несмотря на все протесты Гарпала, царского казначея, Гефестион взял Локи с собой в казну, где хранились добытые в боях сокровища, но и там им не улыбнулась удача. Внимательно наблюдая за своим рабом, Гефестион заметил, что Локи словно и не видел всех богатств и вышел из помещения глубоко разочарованным.

Поиски так и не увенчались успехом, зато младший Одинсон немного выучил греческий язык и мог общаться на нем. У него вообще была поразительная способность к языкам, которая очень радовала Гефестиона. Теперь македонянину не нужно было общаться с Локи на ломаном персидском, который он не слишком жаловал, или просить Диана выступать в качестве переводчика. Таинственный северный шаман, как называл его кельт-телохранитель, оказался почти неисчерпаемым источником различных знаний. Вначале Локи делился очень неохотно, но потом, видимо убедившись в том, что наконец обрел благодарного слушателя, начал рассказывать все больше и больше. В результате этого общения Гефестион понял, что, несмотря на скверный характер, у Локи было немало достоинств, ради которых ему можно было простить все остальные недостатки.

Однажды, когда он рассказал об этом Александру, его царственный друг улыбнулся в ответ.
– Посмотри на него внимательнее, - посоветовал он. – Его дурной нрав это щит, которым он прикрывается от окружающего мира. На самом деле он слаб не только телом, но и душой. Слабая душа всегда сгибается под тяжестью обид и неудач, окутывается мраком и закрывается от всех с твердым намерением отплатить злом на зло. Это естественно и предсказуемо. Только сильный душой человек оказывается выше своих бед и взирает на мир не затуманенным обидой взглядом.

– Что же мне тогда с ним делать? – растерянной спросил Гефестион.

– Сделай невозможное. Тебе это под силу.

– О чем ты?

– Разбей его щит, заставь его раскрыться, вытащи из глубины его существа все то, что вынуждает его ненавидеть других и частично даже самого себя.

– Но как?! – удивленно воскликнул македонянин.

– Ты спрашиваешь меня, Гефестион? – усмехнулся Александр. – Это ты у нас ведешь дипломатические переговоры и убеждаешь враждебно настроенные народы, готовые вцепиться в наши глотки и разорвать нас на части голыми руками, сдаться без боя и стать нашими союзниками. Неужели ты не сможешь воздействовать на парня, который и так уже видит в тебе собственное спасение?

После этого разговора Гефестион твердо вознамерился последовать совету друга и раскрыть истинную личность Локи. Поначалу находить общий язык со «свалившимся с неба божеством» было невероятно трудно. Асгардский принц был зол и замкнут в себе, одаривая любого приближавшегося к нему человека, исключая разве что самого Гефестиона, невероятной порцией яда и желчи. Но постепенно, понимая, что новый хозяин относился к нему вовсе не так, как все прежние, Локи стал менее агрессивно реагировать на окружающих. Его вздорное поведение сменилось холодностью и периодическими едкими выпадами и репликами. Но он по-прежнему был заперт в собственной обиде на всю вселенную, и Гефестион ничего не мог поделать.

К концу второго месяца пребывания македонской армии в Вавилоне Александр принял решение направиться в Сузы. После поражения в битве при Гавгамелах в победу Дария, который к тому времени продолжал скрываться и тщетно пытался собрать новые силы для очередного реванша, уже никто не верил, и ворота второй столицы Ахеменидской империи распахнулись перед завоевателями. Сузы – один из красивейших городов Персии – был царской казной. Именно там хранились главные богатства царя царей, которые беспрепятственно перешли в руки македонян.

Гефестиону, как ближайшему другу царя были выделены новые роскошные покои, а вместе с ними и немало золота и даров. Прибывший в Сузы вместе с новым хозяином, Локи поначалу восхитился красотой города и дворца, но вскоре его начала донимать стоявшая там жара, и потому он сразу же начал искать самые прохладные уголки. Как ни странно, одним из таких мест оказалась комната, отданная Гефестиону в качестве кабинета. В широкое окно, почти все время находившееся в тени, влетал легкий ветерок, даривший Локи желанную прохладу. Учитывая собственное происхождение, асгардский принц вообще недоумевал, как ему удавалось выживать в подобном климате. О том, чтобы снова начать искать собственную потерянную магию, он уже и не помышлял и теперь тратил свое время лишь на созерцание и изучение.

***
Последовав предложению Гефестиона, Локи присел на ложе рядом с ним.
– Знаешь, на самом деле я никогда не хотел стать воином, - начал македонянин. – Если и хотел, то только в детстве, когда слушал рассказы отца. А отца я видел очень редко, поэтому большую часть времени воображал себе сражения и победы, в центре которых неизменно находился я сам. А потом, когда мне исполнилось девять, отец отвез меня в Пеллу и показал царю Филлипу, отцу Александра. Пока отец о чем-то беседовал с ним, я случайно увидел принца, вошедшего в залу, где меня оставили одного. Наверное, это был главный день в моей жизни, определивший всю мою судьбу. Заметив, что я подружился с его сыном, царь пожелал, чтобы я остался во дворце и воспитывался с наследником македонского трона. Несколькими годами позже мы вместе с Александром и другими нашими друзьями отправились в Миезу, где несколько лет обучались у известнейшего в Элладе философа, Аристотеля. Это был еще один переломный момент в моей жизни, потому что я понял о себе две важные вещи: я не хочу быть воином, и меня все ненавидят. И если в первом я был абсолютно убежден, то второе казалось мне же самому полным абсурдом, до тех пор, пока Александр не стал царем. А потом истинное отношение ко мне со стороны окружающих начало проявлялся все сильнее, и чем больше ко мне благоволил царь, тем меньше я становился симпатичен нашим друзьям.

– А что об этом думает сам Александр? – осторожно спросил Локи.

– Мы никогда не говорили об этом, - признался Гефестион. – Я не хочу это обсуждать. Он не должен выбирать между мною и остальными.

– Или ты боишься, что он выберет не тебя?

Услышав вопрос, Гефестион тяжело вздохнул. Это был уже не первый раз, когда Локи удавалось заглянуть в самые потаенные уголки его души.

– Он выберет тебя, - уверенно ответил принц на свой же вопрос. – Хочешь, я скажу тебе почему?
– Почему? – напряженно посмотрел на него Гефестион.

– Потому что ты это все, что у него есть, - тихо произнес Локи. – Единственная душа, которой не требуется мост через пропасть, отделяющую Александра от остальных.

– Почему ты думаешь, что Александра отделяет пропасть? Это не так…

– Поверь, мне лучше знать, - улыбнулся младший Одинсон. – Я уже не первый день живу в этом мире бесконечных излишеств и хаоса. Я уже навидался много разных мидгардцев… прости, людей, каждый из которых стремился наполнить свою жизнь бесполезной, но приятной мишурой. Я наслышался их извращенных желаний, бездумных планов и навидался их жестоких поступков. Но я не заметил ничего подобного в Александре. Он другой. И ты единственный, кто не пытается втиснуть его в рамки общепринятой близорукости. Утратив тебя, он утратит самого себя. Знаешь, - с горечью усмехнулся Локи. – Если бы мой брат относился ко мне так, как Александр к тебе, я был бы самым счастливым существом во всех девяти мирах, - встав, он начал нервно ходить взад и вперед. – Я бы от всего отказался. Я бы отдал ему всю свою жизнь, так как это делаешь ты для Александра, если заметил в нем хотя бы крупицу разума и дальновидности! – он сделал паузу. – Но мой брат никогда не нуждался в подобных жертвах. У него были его боевые товарищи, случайные женщины, вечные развлечения и твердая уверенность в том, что он самый лучший во Вселенной.

Тяжело вздохнув, Локи опустился на свое место и некоторое время молчал.
– Скажи, если ты решил, что не хочешь стать воином, то почему стал им? – глухо спросил он.

– Потому что я был нужен Александру. Я должен был быть рядом с ним, - ответил Гефестион. – Поэтому я сделал свой выбор. Мне очень жаль, что твой брат…
– Он мне не брат, - отмахнулся Локи. – И я не хочу больше ничего о нем знать.

Гефестион решил не возражать, и между ними нависла тягостная тишина, которую не решался нарушить ни один из них.

– У меня есть одна мысль, - заговорив через некоторое время, македонянин перевел разговор на другую тему. – Я хочу отправиться на городской рынок, только в сопровождении Диана и хочу, чтобы ты пошел со мной.

– Городской рынок? – поднял на него Локи удивленный взгляд.

– Да, - кивнул Гефестион. – Мне нравится гулять среди простых людей и наблюдать за их жизнью, стараясь не привлекать к себе особого внимания. Александру это тоже всегда нравилось, но сейчас он уже не может себе этого позволить. Поэтому я его глаза и уши, - он широко улыбнулся.

– Хорошо, - пожал плечами Локи, хотя он не очень хорошо понимал, зачем Гефестион решил вытащить его на эту прогулку.

Было слишком жарко, и принцу совсем не хотелось покидать прохладную комнату, но отказать и так слишком доброму к нему хозяину он не решился.

Тем временем Гефестион поспешно встал с места и, позвав своего телохранителя, который по своему обыкновению с непроницаемым видом дежурил за дверью господина, объявил ему о своем намерении. Диан лишь пожал плечами в ответ и спросил, возьмут ли они лошадей. Македонянин кивнул в знак согласия, но велел оседлать для него не любимого скакуна, а лошадь попроще. Затем он удалился в свою спальню и вскоре вернулся оттуда в одежде простого македонского воина, без уже полюбившихся золотых украшений и диадемы.

Бесстрастно наблюдавший за его приготовлениями, Локи удивился тому, насколько естественно Гефестиону удавалось выглядеть в любом наряде. Македонянин превосходно вживался в образы и боевого товарища царя, и любимчика-придворного, и даже простого воина, и только его удивительная, почти не мужская красота выдавала в нем непростого человека знатного происхождения.

К счастью для Локи, когда они покинули замок, небо затянули тучи, спасая от палящих солнечных лучей и напоминая о начале сезона дождей. Провожаемые любопытными взглядами персидских и македонских солдат, они выехали да переделы царских владений и направились к городскому центру.

Рынок, на который так хотел попасть Гефестиону, был похож на жужжащий улей. Голоса множества людей, как торговцев, так и покупателей, сливались в один бесконечный гул. Буйство красок и запахов слепило глаза и кружило голову. Озираясь по сторонам, Локи поражался, казалось, бесконечному разнообразию овощей, фруктов, пряностей, изделий, украшений и тканей, разложенных на невысоких прилавках. Идя вслед за Гефестионом и Дианом, которые по-деловому прохаживались вдоль рядов, присматриваясь к людям и товару, и стараясь не упустить их из виду, он ловил взглядом окружавший его чужой мир.

И чем больше он проникался обволакивавшей его атмосферой, тем лучше понимал любовь Гефестиона к прогулкам инкогнито. Ведь только так можно было познать всю глубину бытия, увидеть истинные краски мира, проникнуться ритмом биения его сердца.

Принцу становилось все интереснее и интереснее. Он растворялся в царившей вокруг него бесконечной суете, становился ее органичной частью, почти влюблялся в нее. Локи неожиданно стало казаться, что мир людей, который он успел возненавидеть, не настолько и плох. Он начал видеть красоту Мидгарда глазами его обитателей, вспоминать множество вещей и явлений, которые раньше отступали куда-то на задний план. Нежность рокота морских волн, умиротворение закатного неба, увенчанного юным месяцем, шелк золотого песка, легкость прохладного ветерка и тепло солнечных лучей. Даже голос торговца, расхваливавшего свой товар молодой покупательнице, показался Локи каким-то близким и родным. Он даже невольно улыбнулся тому усердию, с каким он нахваливал разложенные на его прилавке вещи.

Окинув любопытным взглядом его и девушку, Локи уже собирался уйти, когда внезапно его сковало странное чувство, словно его схватили невидимые руки и заставили остановиться. Принц повернул голову и увидел справа от себя лоток с украшениями. Продавец, крепкий коренастый мужчина средних лет, заботливо развешивал на специальные подставки различные бусы и шнурки с кулонами. Неожиданно в его руке блеснул зеленый камень, который приковал к себе взгляд Локи. Повинуясь порыву, принц приблизился к прилавку и протянул дрожавшую руку к висевшему на черном шнурке медальону в форме дракона, в груди которого сверкал изумруд. Еще мгновение, и кулон оказался на его ладони.

Локи не мог поверить собственным глазам. Это был его медальон! Его украшение, которое безнравственно содрали с его шеи люди, захватившие его в плен и лишившие его всей его одежды. Это был его драгоценный дракон, которого он всегда носил под одеждой, подарок женщины, которая кроме медальона подарила ему свою любовь и маленькую дочь. Но как? Как он мог оказаться на этом рынке?!

– Ангборда! – сжимая в руке украшение, прошептал Локи. – Ты нашла меня!

– Ей! За это надо заплатить! – грубый голос торговца вывел его из оцепенения.

– Это мой медальон! – недолго думая, парировал Локи. – Его украли у меня!

– Что значит твой?! – разозлился перс. – Ты лжешь! Это мой товар, и я его продаю.

Немедленно верни или заплати!

– Но это моя вещь! – с отчаянием воскликнул принц. – Мне подарила его моя жена, а вы, люди, вероломно украли!

Потеряв терпение, торговец вышел из-за прилавка и с кулаками начал надвигаться на Локи.

– Сейчас же верни! – потребовал он. – Или пожалеешь!

Смутно понимая, что он нарывался на серьезные неприятности, Локи прижал медальон к груди. Однажды уже утратив дорогую ему вещь, он не собирался снова расставаться с ней. Но перс выглядел более чем угрожающе, и младший Одинсон краешком ума уже осознавал, что сейчас с ним произойдет примерно тоже самое, что уже произошло, когда любимое украшение отобрали в первый раз.

Перс, который был намного крупнее и сильнее Локи, приблизился к нему вплотную и схватил за грудки. Вокруг них уже собралась толпа любопытных зевак, желавших понаблюдать за развязкой событий. Вскипевший от злости, торговец собирался ударить принца и отобрать медальон, но раздавшийся голос Гефестиона заставил его остановиться:
– Что здесь происходит?!

Перс обернулся и, увидев воина в македонских доспехах, любезно улыбнулся.

– Мой господин, - ответил он. – Этот человек взял мой товар и отказывается платить.

– Но это мое! – простонал Локи, крепче стискивая сжимавший медальон кулак.

Гефестион посмотрел на своего раба и столкнулся с его взглядом, полным мольбы и отчаяния. Достав несколько золотых монет, он швырнул их персу.

– Возьми и отпусти его, - приказал он.

Увидев деньги, торговец поспешно отпустил Локи и принялся деловито поднимать с земли монеты. Тем временем, Диан взял под руку ошарашенного принца и поспешил увести его подальше от любопытных глаз.

– Что ты там нашел? – с улыбкой спросил Гефестион, когда они уже были далеко от злополучного ларька с украшениями.

– Мой медальон, - Локи, наконец, разжал кулак и замер: изумрудное сердце дракона светилось мягким зеленым светом.

Дрожа всем телом, он переложил свою драгоценность в левую руку, а указательным пальцем правой начертил в воздухе простенькую руну, оставляя после себя бледно зелёный след, который сразу же растаял.

– Что это было?! – спросил пораженный Гефестион.

– Моя магия! – прошептал Локи. – Она возвращается!

10. Второй ворон

Тор уже битый час мерил широкими шагами собственную спальню. Задержавшись на минуту, он хмуро посмотрел на Бальдра, который сидел на его кровати и с сомнением наблюдал за ним, а затем продолжил шагать.

Отказавшись от приглашения друзей на очередную тренировку, он уклончиво ответил, что у него есть кое-какие дела, и заперся в своих покоях с младшим братом. Однако время шло, а ничего путного касательно того, как заполучить второго ворона, в голову громовержца не приходило. Бальдр тоже хранил молчание, ожидая, когда Тор, наконец, успокоится и сядет.

– Мне придется пойти к отцу и все рассказать, - останавливаясь у окна, изрек старший Одинсон.

– Этого нельзя делать, - покачал головой Бальдр. – Как ты объяснишь все отцу?

Расскажешь, что Хель была здесь?

– А чем это может ей грозить? – удивленно посмотрел на брата Тор.

– Тем, что она не сможет нам помочь, - бог света скрестил руки на груди. – Так ты не только не спасешь Локи, но и погубишь наш последний шанс найти его.

– И что ты предлагаешь? – громовержец тяжело опустился рядом с ним на кровать.

– Во-первых, надо вернуть Мунинна, - ответил Бальдр. – Его исчезновение может насторожить отца. Если пропадут оба ворона, нам не избежать неприятностей.

– Эта птица сама улетела. Как я ее верну?

– Надо найти Хель. Она может приказать птице вернуться.

– И как ты собираешься искать ее? Спуститься в Хельхейм? – недоумевал Тор.

– Я не думаю, что она вернулась в свое царство. Скорей всего она еще в Асгарде и ждет.

– Интересно, - задумался громовержец. – А почему вдруг первая птица решила улететь к своей бывшей хозяйке?

Бальдр ответил не сразу.

– Мне кажется… - неуверенно начал он. – Мне кажется, Мунинн хотел сообщить ей о нас.

– И о том, что мы хотим найти Локи?

– Да.

– А с чего это вдруг? Вообще, слишком много странных совпадений, - встав, Тор снова стал прохаживаться по комнате. – Что она там сказала в конце про свои глаза?

– Что они похожи на глаза ее матери, у которой они были не зеленые, - опуская голову, глухо ответил его младший брат. – Она сказала это, когда ты заметил, что ее глаза похожи на глаза Локи, - он сделал паузу. – Тор, у меня есть одна мысль, которая не дает мне покоя, - вновь поднимая взгляд, признался он.

– В чем дело? – удивленно уставился на него громовержец.

– Дневник Локи все еще у тебя?

– Да.

– Дай мне его, пожалуйста.

Тор пожал плечами, взял с низкого столика в углу спальни дневник и протянул его Бальдру. Бог света раскрыл его и, перелистав несколько страниц, нашел изображение девочки.

– Видишь эту картинку? – показал он ее Тору.

– Уже раз сто видел, - выдохнул тот.

– А что написано снизу?

– Моя Хель. И что?

– А что сказала Хель про свои глаза? Она сказала про то, что они похожи на глаза ее матери.

– Не вижу связи, - буркнул Тор.

– А почему она про отца не сказала?

– Потому что ее глаза не похожи на глаза отца. Это же так просто!

– Да, не похожи на глаза отца, потому что… потому что не зеленые.

– Все равно не понимаю, - покачал головой Тор.

Бальдр встал с места и подошел к нему.

– Посмотри внимательно, - он приблизил страницу дневника к лицу старшего брата. – Здесь написано «моя Хель». «Моя»! Какую женщину ты назовешь своей, Тор?

– Жену, - недоуменно проронил тот.

– Правильно, но здесь ребенок. Она не могла быть женой Локи. Какую девочку ты назовешь своей?

Громовержец взял у него из рук дневник и, не веря мыслям, завертевшимся у него в голове, посмотрел на картинку.

– Дочь, Тор, - тихо подсказал Бальдр, озвучивая его страшную догадку. – Ты назовешь своей дочь. Хель – дочь Локи. Иначе зачем ей нарушать все правила и приходить в Асгард? Зачем предлагать нам свою помощь в поисках пропавшего брата? Помнишь, я говорил тебе, что в тот день, когда отец низвергнул ее в Нифхельм, я случайно столкнулся с Локи, и он плакал. Он плакал, потому что Один лишил его его ребенка.

– Но от кого?! – спросил пораженный громовержец.
Бальдр перелистал пару страниц и указал ему на изображение женщины с младенцем на руках.

– От нее, Тор, от нее.

Наследник трона медленно опустился на кровать. Он все еще не мог оторвать глаз от листа в дневнике.

– Это… это странное полуживое существо… моя племянница? – поднимая глаза на младшего брата, с трудом проговорил он.

– Наша племянница, - Бальдр сел рядом. – В детстве она была нормальной и тогда даже показалась мне очень красивой. Я… даже подумал о том, что… - он осекся.
– О чем ты подумал? – спросил Тор.

– Ни о чем, - отмахнулся он. – Забудь. Мне тогда было едва двенадцать.

Старший Одинсон пожал плечами в ответ, и некоторое время они оба молчали.
– Ну и как нам достать второго ворона? – справившись с удивлением, поинтересовался громовержец. – Отцу теперь точно рассказывать ничего нельзя.

– Я найду Хель и попрошу вернуть Мунинна, чтобы подменить им Хугинна, - уверенно произнес Бальдр. – Раз исчезновение одного из воронов до сих пор осталось незамеченным, это может сработать, - он поднялся.

– А где ты будешь ее искать?

– У меня есть кое-какие мысли на этот счет.

– Может, поделишься? – Тор тоже встал.

– Нет, - покачал головой Бальдр. – Твое дело – отвлекать остальных.

– Как это отвлекать?

– Да как угодно. Устрой очередную тренировку, потом выпей с друзьями. Будь весел и жизнерадостен, словно тебя вообще ничего по жизни не беспокоит. А еще лучше, спроси отца про новую коронацию. Это отвлечет его мысли от нас, - Бальдр быстрым шагом направился к выходу из комнаты. – Да и еще, - он обернулся в дверях. – Если увидишь мою жену, скажи, что я… - он задумался. – Скажи, что я с Фрейром. Мы обсуждаем варианты нового фасада Брейдаблика… Придумай что-нибудь.

***
Бальдр долгое время не жил во дворце, но, несмотря на это, он прекрасно помнил все потайные углы и комнаты, в которых любил играть и прятаться в детстве. Одну их таких комнат ему показал Локи. В тот день у него было хорошее настроение, и он, вопреки обыкновению, не заперся в своей спальне наедине с книгами. Бальдру было едва десять, и он плохо помнил причину бодрого расположения духа брата. По сути, это мало волновало самого младшего принца. Главное Локи уделил ему время, а это случалось крайне редко.

Маленькая комнатка, почти каморка, находилась в самом дальнем крыле дворца. Кроме самого Локи из королевской семьи никто никогда сюда не приходил. Даже прислуга не часто наведывалась, чтобы убраться, либо забыв, либо вообще не зная о существовании этой комнаты.

В каморку с единственным круглым окном вела узкая тропинка, пролегавшая через дворцовый сад. Возможно, раньше эту комнату использовали как подсобное помещение, а потом забыли о ней. Ведущая к ней тропа поросла травой, а кусты душистых цветов вокруг разрослись буйным цветом. Как признался тогда Локи, он иногда любил приходить сюда, особенно когда ему становилось душно и тесно в полумраке собственной спальни. Ему нравилось любоваться необузданностью цветочных клумб, вырвавшихся из неволи аккуратности и порядка, что царил в центральной части сада, и избежать участи быть подстриженными и втиснутыми в рамки общепринятых правил. Большие душистые цветы дышали свободой, а Локи наслаждался их красотой.

Когда принцы пришли в потаенное место, Бальдр был очарован. Он и представить себе не мог, что уже успевший наскучить ему, приторно аккуратный сад мог быть таким красивым. Он был ослеплен почти девственной красотой растений, безумной игрой красок и вихрем ароматов. Пока он, пораженный увиденным, озирался по сторонам, Локи, как бы про себя, обронил одну фразу, которую Бальдр не понял, но именно потому запомнил, не решаясь спросить у брата, что же тот имел ввиду. Локи тогда остановился возле куста с пунцовыми розами и осторожно коснулся пальцами бархатных лепестков.
– Любимые розы моей девочки, - пробормотал он себе под нос, даже не подозревая, что маленький брат услышал эти слова.

И только теперь, спустя столько времени, Бальдр, наконец, понял, о чем, а точнее о ком он говорил. Локи приводил свою дочь с Асгард. Ему, знающему тайные тропы между мирами и умеющему наводить чары, это не составило бы никакого труда. Возможно, он хотел показать ей дворец, в котором жил, а может, даже пообещал, что когда-нибудь она будет жить с ним в этом красивом, сияющим золотом, замке. Тогда он даже не предполагал, как сложится их судьба.

Бальдр подошел к кусту с розами, который за прошедшие годы разросся еще пуще и источал головокружительный аромат. Он уже не сомневался, что однажды, когда они оба были еще детьми, Хель была в этом саду и любовалась этими самыми цветами. Бальдр надеялся, что и сейчас она была в этом забытом всеми уголке дворца в ожидании того, смогут ли принцы выкрасть у своего отца второго ворона, чтобы спасти своего злополучного неродного брата.

Бальдр протянул руку и коснулся нежных лепестков.
– Хель… - едва слышно произнес он. – Мы не справимся сами, нам нужна твоя помощь.

В ответ не раздалось ни единого звука, и до ушей принца доносились лишь трели птиц и легкий шелест ветерка в кронах деревьев.

– Хель! – произнес он уже громче и огляделся. – Если ты здесь, пожалуйста, ответь мне!

Бальдр посмотрел вдоль тропы и заметил раскрытую настежь покосившуюся дверь маленькой подсобной комнаты. В глубине помещения темнел силуэт сидевшей на земле женщины. Затаив дыхание, принц медленным, но уверенным шагом направился к каморке. Замерев на пороге, он осторожно посмотрел на мрачную гостью Асгарда.

– Когда отец привел меня сюда впервые, мне было очень неловко из-за своего простого платья, - глухо произнесла она. – Дворец был таким сияющим, а сад – бесконечно прекрасным. Я чувствовала себя служанкой, забравшейся в покои своих господ. Но отец тогда сказал, что я самая красивая девочка во всех девяти мирах, его маленькая принцесса.

Бальдр прошел в комнату и опустился на пол напротив нее.
– Я знаю, он бы хотел, чтобы ты жила здесь, с ним, - тихо проговорил он.
– Да, он надеялся, что Всеотец позволит ему оставить меня в Асгарде, но он никак не решался рассказать обо мне Одину. К несчастью, пока он колебался, его опередили, - Хель горько усмехнулся. – И царь оказался обо мне иного мнения.

Бальдр опустил голову, не зная, что ответить. Пытаться оправдать отца разглагольствованиями на тему того, что Всеотцу лучше знать, кому где надо находиться, было глупо. Да и принц не хотел этого делать и, в первую очередь, потому что сам не понимал поступка отца. «Интересно, - завертелась в его голове крамольная мысль. – А что бы сделал отец, окажись Хель моей дочерью? Или дочерью Тора? Он бы тоже изгнал ее в мир тлена?». Неужели Один действительно относился подобным образом к Локи, потому что тот был неродной ему и йотун по рождению? В свете подобных размышлений, поступки злосчастного приемного принца становились оправданными. Ведь он не был слепым глупцом. Он видел разницу между собой и Тором и понимал, что к нему относились иначе, чем к наследнику. А верить в то, что Один изначально разглядел в своем приемном сыне темную порочную натуру, Бальдр не желал.

Тщетно ища подходящие слова, принц поднял взгляд на Хель.

– Не надо ничего говорить, - словно угадывая его мысли, она улыбнулась ему. – Прошлого все равно не изменить.

– Ты поможешь нам найти Локи? – тихо спросил Бальдр.
– Я же сказала, что попытаюсь, но мне нужен мой ворон.

– Я как раз хотел спросить о вороне. Если ты вернешь Память, я постараюсь подменить им Мысль…

– Ты никогда не сумеешь подменить одну птицу другой, - рассмеялась Хель. – Они только на первый взгляд кажутся похожими. На самом деле твой отец прекрасно знает, который из воронов рядом.

– Чтобы отличить их надо взглянуть в глаза…

– Тебе, Бальдр, тебе надо смотреть им в глаза. Ни мне, ни Одину это ни к чему. У каждого ворона своя аура: у одного жизнь, у другого смерть. Невозможно спутать живое с мертвым, - она сделала паузу. – Кроме того, Мунинн уже давно улетел и вернулся к своему хозяину.

– Что же делать? – с отчаянием спросил Бальдр.

– Либо ты, либо Тор должны призвать Мысль, призвать жизнь, и тогда ворон сам прилетит к вам, - произнесла Хель.

– Призвать каким образом?

Ничего не ответив, она встала и вышла в сад. Подойдя к кусту с розами, Хель коснулась здоровой рукой одного из цветов. Поспешив вслед за ней, Бальдр неловко замер у нее за спиной. В ярких солнечных лучах мертвая половина ее тела, выглядела особенно ужасающе. Принц едва верил в то, что перед ним стояла та самая милая улыбающаяся девочка, которую он когда-то видел. Ведь тогда Хель была абсолютно нормальной, а не полумертвым пугающим существом.

– Чтобы призвать жизнь нужна сила души, - тихо произнесла она. – Страсть сердца и огонь любви. Ваше желание спасти Локи поможет вам.

– А что будет потом? – осторожно поинтересовался принц. – Как ты найдешь его, когда у тебя будет птица?

Хель обернулась и внимательно посмотрела на него.

– Я не уверена, что смогу найти его наверняка, - ответила она. – Это будет лишь попытка, которая, возможно, будет обречена на провал, - Хель сделала паузу. – Не спрашивай у меня больше ничего, сын Одина. И больше не ищи меня, - она развернулась и пошла обратно в темноту каморки. – Позовете меня тогда, когда сможете вернуть мне мою птицу.

– Хель… - он попытался остановить ее.

– Я тоже королева, принц, - резко прервала она его. – Да, твой отец превратил меня в чудовище, но он дал мне трон и силу. И хотя я, возможно, выгляжу не столь царственно, как ваши прекрасные наряженные асиньи, я могу одним движение руки забрать любого из вас в свой мир, и это путешествие будет последним в вашей жизни. Смерть как ничто другое заслуживает уважения и почитания.

– Я только хотел спросить, почему ты так изменилась, - выпалил Бальдр. – Это… это сделал отец?

Хель остановилась и, повернувшись, посмотрела ему прямо в глаза. Затем, ничего не ответив, она отвернулась и пошла прочь. Принц понял, что спрашивать о чем-то еще было уже бесполезно. Хель была права, она была королевой, и он должен был проявить к ней должное уважение. Да, по сравнению с женщинами Асгарда выглядела она ужасно, но это не лишало Хель ее статуса. Бальдр невольно вспомнил свою жену и мысленно сравнил ее с повелительницей мертвых, но сразу же отогнал эту мысль, побоявшись того, что Хель могла читать его мысли, и подобное сравнение оскорбило бы ее.

– Прости… - чуть слышно обронил он.

Принц посмотрел в сторону подсобной комнаты, но там уже никого не было.

***
Тор не особо любил лгать. Подобное занятие было скорее в духе Локи, но не его. А теперь ему приходилось следовать по стопам своего брата ради его же, брата, спасения. «Локи, ну и угораздило же тебя! – восклицал в душе громовержец. – Вот как только верну тебя домой, так ты у меня схлопочешь за все эти неприятности».

Тор сделал пару глотков вина и улыбнулся Нанне, которая сидела напротив. Очередная гулянка была затеяна практически без повода и чтобы, как выразился Бальдр, отвлечь остальных. Старший Одинсон пригласил друзей на тренировку, от которой отказался несколькими часами ранее, а потом предложил поесть и выпить. За что именно предстояло пить никто не поинтересовался, за исключением Сиф, но ее вопрос сочли риторическим и ответа не удостоили. Уже привыкшая к поведению друзей, воительница лишь пожала плечами и присоединилась к компании. А так как на вечеринку пожелала заявиться и Фрейя, которая гостила во дворце, то Тор решил, что ему будет лучше пригласить и свою невестку. Она как раз окажется увлечена вечеринкой и не станет задавать вопросы о том, куда запропастился ее супруг. К счастью, Фрейр тоже где-то схоронился, и Тору ничего не оставалось, как уверять Нанну в том, что Бальдр сейчас как раз с ним, обсуждает ремонтные работы.

Лгать Нанне было невероятно сложно, особенно учитывая ее, обращенные на Тора, бесхитростные ярко-голубые глаза. Она вся была светлой и воздушной и совершенно не сочеталась с грубой, плохо продуманной ложью, которую рассказывал ей уже изрядно пьяный громовержец. Он вообще под влиянием вина начал представлять ситуацию со стороны, что делал по жизни крайне редко, а скорее даже никогда. А со стороны выглядело все более чем нелепо: наследник трона Асгарда и его младший брат, повелитель света, пытались спасти и вернуть йотуна, который однажды чуть было не уничтожил свой родной Йотунхейм, не прикончил самого Тора и не вовлек Асгард в глубокий кризис. При этом Бальдр отправился просить помощи у Королевы мертвых, а сам Тор заплетающимся языком рассказывал его жене всякие небылицы о новых веяниях в строительном деле.

Но любому терпению рано или поздно наступал конец. Поэтому Тор, понимая, что уже вечер, а Бальдр так и не объявился, пошатываясь поднялся с места и, пробормотав что-то насчет того, что ему надо было ненадолго отлучиться, неуверенной походкой вышел из зала.

– Мало того один брат свалился в бездну и залетел йотун знает куда, - ворчал он себе под нос. – Так еще и другой решил поближе познакомиться со своей полумертвой племянницей. Да, с родственниками мне повезло.

Он захлопнул за собой дверь и остановился в раздумьях о том, где искать Бальдра. К счастью, раздумывать долго не пришлось, так как самый младший объявился сам. Бог света быстрым шагом шел вдоль коридора, направляясь к залу, по-видимому привлеченный музыкой и пьяными голосами.

– Где тебя носит?! – не выдержал старший Одинсон, едва тот приблизился.

– Тор? – удивленно посмотрел на него Бальдр. – Ты что, пьян?

– Конечно, пьян!

– Но зачем?

– А не твоя ли это была идея, дорогой мой младший брат, отвлечь остальных подобным образом?! – Тор почувствовал, что начинал злиться и не на шутку.

– Да, но я…

– Довольно! – оборвал его громовержец. – Ты нашел Хель? Ты говорил с ней о птице?

– Я видел ее, но она сказала, что, во-первых, птиц невозможно подменить, так как отец их безошибочно отличает, а, во-вторых, Мунинн давно улетел.

– И где они оба сейчас?

– Наверное, там где и всегда, в спальне отца. А заполучить Хугинна можно только призвав его… - Бальдр запнулся. – Призвав его силой души, страстью сердца и огнем любви, - выдохнул он. – Короче, никак.

– Мне все равно, - уверенно отрезал Тор. – Я пойду и заберу эту проклятую птицу прямо сейчас.

– Нет, Тор! Этого нельзя…

– А когда я верну Локи, этот мелкий поганец мне за все ответит.

Громовержец развернулся и уверенно зашагал в сторону отцовской спальни.

– Тор! Тор, подожди! – Бальдр попытался его остановить, но это было бесполезно. – Это же комната отца! – вновь попытался образумить он брата, нагнав возле покоев Одина. – Ты не можешь ввалиться туда!

– Почему не могу? – удивленно посмотрел на него Тор. – В детстве я часто так делал.

– Но сейчас мы уже не маленькие…

– Какая разница? Это спальня моих родителей. Я имею право туда войти.

– Да, но не за вороном.

Громовержец отмахнулся от него и громко постучал. В ответ не донеслось ни звука.

– Видишь, никого нет, - улыбнулся он Бальдру и уверенно распахнул двери.

Роскошные просторные покои царя Асгарда действительно были пусты. Войдя, оба принца остановились перед широкой кроватью отца, по обе стороны от которой на шестах сидели вороны.

– И который из них нам нужен? – спросил Тор, переводя смущенный взгляд с одной птицы на другую.

– Хель сказала, что один из них олицетворяет смерть, а другой жизнь, - остановившись рядом с ним, ответил Бальдр. – Нам нужна жизнь.

– Это я понял, но как их отличить?

– Подожди…

Бальдр приблизился к одному из воронов, который деловито чистил клювом перья и не обращал на него никакого внимания, и постарался заглянуть ему в глаза.

– Это Мунинн, - уверенно произнес младший принц. – Нам нужен другой.
Он обогнул кровать и приблизился ко второму ворону.

– Нам очень нужна твоя помощь, - проговорил он, протягивая к птице руку, в надежде, что она вспорхнет на нее. – Без тебя нам не удастся спасти брата.

В ответ ворон лишь захлопал крыльями, но остался сидеть на месте.
– Твоя прежняя хозяйка тоже нуждается в твоей помощи, - вновь попытался принц. – Также, как и мы. Пожалуйста.

Никакой реакции не последовало.

– Бальдр, ты заметил, что разговариваешь с птицей? – раздался позади него голос Тора.

– Я пытаюсь уговорить его помочь нам! – ответил младший принц.

Громовержец приблизился к брату и бесцеремонно отодвинул его в сторону.

– Разговаривать надо не с вороном, - произнес он, - а с тем маленьким негодяем, из-за которого я напился, наврал твоей жене и ввалился в спальню отца, - Тор повернулся и уверенно посмотрел на черную птицу. – Послушай, Локи, - начал он. – Я знаю, что был далеко не самым лучшим братом. Но, к сожалению, я понял это только тогда, когда потерял тебя. Я многое о тебе не знал и даже не интересовался, и это моя вина. И, да, я был очень зол на тебя, когда ты предал нас всех, пытался меня убить и уничтожить Йотунхейм. Но я злился потому… потому, что всегда очень любил тебя, и мне было больно узнать, что ты способен на подобное. Хотя в этом есть и часть моей вины. Прости, прости если сможешь… Я не знаю, можно ли теперь что-нибудь исправить, но я очень хочу это сделать… И я очень хочу вернуть тебя домой. Мне наплевать, чей ты там сын. Ты мой брат, и всегда им будешь. Можешь спорить со мной, драться, насылать на меня эти твои всякие колдовские штучки, мне все равно. Ты все равно будешь моим братом, и я не успокоюсь пока не найду тебя…

Тор неловко замолк и опустил глаза. Возможно, в ту минуту им и управляло выпитое вино, но ему неожиданно стало больно от того, что Локи на самом деле не слышал всего того, что он сказал.

В это самое мгновенье Хугинн громко каркнул, слетел с шеста и, описав под потолком круг, сел на плечо Тору.

– У тебя получилось! – прошептал пораженный Бальдр. – Ты сумел призвать его!

Громовержец тихонько выдохнул, чтобы не спугнуть птицу и подставил пальцы руки, на которые она уверенна вспорхнула.

– Лети к Хель, - тихо произнес он. – И найди моего брата.

Хугинн послушно расправил крылья и вылетел в распахнутые двери.

– Он должен найти его, - прошептал ему вслед Тор. – Он обязательно его найдет…

 

 

 

 

 

11. Пламя Персеполя

Великий символ персидского величия и могущества, Персеполь, был жемчужиной Империи Ахеменидов. Когда-то Дарий III мечтал превратить это город в столицу миру. Теперь же он целиком и полностью оказался во власти завоевателей и распахнул перед ними двери своих сокровищниц.

К счастью для Локи, в Персеполе было прохладнее, чем в Сузах, что заметно облегчало принцу жизнь. Кроме того, царский дворец с его величественной ападаной и залом со ста колоннами вызывал в нем искреннее восхищение. Локи был вынужден признаться самому себе, что никогда не подозревал о том, что люди были способны сотворить такую красоту с помощью лишь рук и примитивных орудий труда.

Легкий ветерок, прогуливаясь по коридорам и террасам роскошного дворца, дарил бесценную прохладу. В такие мгновенья Локи казалось, что изнуряющей жары не существовало вовсе, или же она осталась в совершенно ином мире, в котором он уже никогда не окажется.

Накануне вечером он получил очередной подарок от своего хозяина – тунику изумрудного цвета, расшитую золотой нитью, и тонкий пояс из соединенных золотых колец. По примеру своего царственного друга Гефестион стал невероятно щедр, едва персидские богатства перешли в руки македонян. И теперь облачившись во все новое, Локи долго рассматривал свое отражение в зеркале. Подозревая то, что упав в бездну, он вместе с магией лишился и бессмертия, асгардский принц напряженно искал на своем лице признаки старения. Однако ни один тревожный знак так и не попался ему на глаза, разве что волосы значительно отросли и ложились на плечи темными локонами.

Звук приближавшихся позади него шагов заставил Локи оторваться от созерцания.
– Ты сегодня рано встал, - послышался за его спиной голос Диана.

– Да, я плохо спал, - не оборачиваясь, ответил Одинсон. – Мне приснился сон…

– Какой сон? – Диан прислонился к колонне напротив него.

Локи ответил не сразу.

– Мне снился мой брат, - признался он через некоторое время. – Мой так называемый брат, - его губы скривила горькая усмешка. – Мне приснилось, что он просит у меня прощения и говорит, что хочет, чтобы я вернулся.

– Может, это действительно так? – предположил Диан.

В ответ Локи сухо рассмеялся.

– Я в это не верю. Как можно извиняться перед человеком, который желал тебе смерти?

Хотя он уже извинялся однажды, как раз до того мгновенья, когда я отдал приказ покончить с ним. Уверен, он тогда надеялся, что я одумаюсь и не сделаю этого.

– Как я понимаю, он ошибся.

– Он всегда ошибался насчет меня, - покачал головой Локи. – Я никогда не был таким, каким он меня видел… или хотел видеть. Поэтому я не верю в то, что мой брат действительно желает моего возвращения… А даже если бы и желал. Боюсь, с моей бедой не справится даже могучий Тор.

– Значит, ты сам хочешь того, чтобы брат нашел тебя и помог вернуться, - заключил Диан.

– С чего ты это взял? – недовольно посмотрел на него Локи.

– С того, что нам всегда снится то, чего мы хотим, но боимся в этом признаться, даже самим себе.

Услышав его последнюю фразу, Локи был уже готов вспылить и выдать ему гневную тираду о том, что он ничего о нем не знает и не смеет судить подобным образом, но потом запнулся и не сказал ни слова. Он не смел произнести это вслух, но в глубине души он признавал, что приснившийся сон был ему невероятно приятен. Он навеял на него воспоминания его юности и тоску по тому, что безвозвратно кануло в прошлое.

– Я… - Локи машинально сжал медальон с драконом, который теперь неизменно висел у него на шее. – Это все бесполезно. Мне все равно не вернуться… Извини, я не хочу об этом говорить.

Он отвернулся от зеркала и начал разбирать свою другую одежду, которой за последние месяцы скопилось немало. Прищурившись, Диан наблюдал за ним, подозревая, что Локи постоянно избегал подобных разговоров, потому что боялся показать собственную слабость и признаться в том, что в глубине души искренне надеялся, что брат найдет его и вернет домой.

– Как пожелаешь, - кельт скрестил руки на груди. – У тебя тряпок уже больше, чем у Тии, - с усмешкой добавил он, рассматривая разбросанные наряды принца.

В ответ Локи скривил недовольную гримасу, но ничего не ответил.

– Мне надо найти Гефестиона, - произнес он, откидывая всю одежду в сторону. – Он уже проснулся?

– Он в главном зале, - ответил Диан. – Но он там не один, а с царем и остальными гетайрами. Они завтракают.

– Не важно, - отмахнулся Локи и уверенным шагом направился к выходу.

Проводив его тревожным взглядом, кельт поспешил следом. Он уже успел хорошо изучить манеру поведения асгардского принца и знал, что Локи ни капли не уяснил себе тот факт, что он был рабом и должен был вести себя соответственно. Казалось, ничто не могло сломить его дерзкую и самовольную натуру, не желавшую подчиняться общепринятым законам. Наблюдая за Локи в минуты ее особого проявления, Диан все больше и больше убеждался, что он был родом из какого-то другого мира, так как его упорное сопротивление сложившейся ситуации было скорее механическим и интуитивным, нежели намеренным. Ни один раб, даже пользующийся особым расположением хозяина, не позволил бы себе подобного самовольства, хотя бы из чувства самосохранения. Локи же в свою очередь даже не задумывался о том, что делал, считая, что его поведение было в порядке вещей.

Отчасти желая избавить Гефестиона от очередных проблем, а отчасти жалея самого Локи, который и так уже немало настрадался, будучи рабом Мазея, Диан старался всегда находиться поблизости, чтобы вовремя уберечь Одинсона от очередного пагубного поступка. Желание ворваться в поисках Гефестиона в зал, где Александр трапезничал со своими генералами и прочими приближенными, было как раз таким очередным безумством, которое Локи намеревался воплотить в жизнь.

Однако едва они оба приблизились к широкой просторной комнате окруженной колонами и террасами, до их ушей донеслись громкие возбужденные голоса. Замерев за колоннами, Локи и Диан прислушались.

– Александр, мы не можем все время обещать солдатам награду и не сдерживать собственных обещаний, - уверенно говорил Кратер, командир отряда пеших телохранителей царя. – Этот город полон золота и серебра. Почему же не позволить воинам взять то, что принадлежит им по праву?

– Ты предлагаешь отдать город на разграбление? – в голосе басилевса явно слышалось недовольство.

– Я предлагаю сдержать обещание о персидских богатствах и вознаградить людей. В конце концов, они заслужили это.

Локи осторожно выглянул из своего убежища и посмотрел на Александра. Гефестион по своему обыкновению сидел по правую руку от него. Оба не ели, и их лица выражали глубокую озабоченность.

– Он прав, - произнес Филота, соглашаясь с Кратером. – Мы так долго стремились попасть сюда и вот, мы в сердце державы Ахеменидов, но ничего от этого не имеем.

– Мне кажется, в твое владение перешло уже немало сокровищ, - с раздражением посмотрел на него Гефестион. – Тебе ли жаловаться?

– Да, но ты все равно получил больше, - усмехнулся Филота. – Хотя это не удивительно, учитывая все твои заслуги.

Он намеренно сделал ударение на последнем слове.

– Что ты хочешь этим сказать?! – процедил сквозь зубы Гефестион. Вцепившись руками в подлокотники кресла, на котором он сидел, но поймал на себе взгляд Александра, который удержал его от ответного выпада.

– Только то, что мы все хотим получить то, что нам причитается, - продолжал улыбаться Филота.

Вступать в пререкания с ближайшим другом царя в присутствии самого Александра было более чем неразумно, и потому и он намеренно вернулся к первоначальной теме обсуждения. Однако это ни капли не успокоило Гефестиона, который уже долгое время терпел от Филоты скрытые обвинения и упреки. Но затеять словесную перепалку он тоже не решился.

– Александр, - вмешался в разговор Парменион, один из старших генералов и отец Филоты. – Персеполь всегда имел для персов сакральное значение. Пытаясь уберечь город и его богатства, ты сохраняешь в них веру в освобождение от нас и жажду борьбы.

– Я хочу лишь сохранить то прекрасное, что было создано персидскими мастерами, - возразил царь. – А все золото и серебро и так пойдет на содержание армии.

– Но ты покажешься им слишком мягким! – не унимался Парменион. – Вспомни Фивы и Тир. Там тебя ничто не остановило отдать приказ.

– Эти города мне сопротивлялись. Персеполь же сдался без боя. К чему чинить расправу над этими людьми?

– Надо уничтожить сердце империи Ахеменидов, - послышался тихий голос Птолемея. – Это уничтожит и самих Ахеменидов, где бы сейчас не был Дарий.

Александр ничего не ответил и посмотрел на сидевшего подле него Гефестиона. Тот в свою очередь опустил глаза и не произнес ни слова.

Царь наклонился, взял со столика перед собой пустой килик и повертел его в руке.
– Я думал, это невинный завтрак, а не очередной военный совет, - раздраженно произнес он.

– Прости, мой царь, что испортили тебе аппетит, - вновь заговорил Парменион. – Но твой приказ может все изменить, и будет лучше, если ты отдашь его как можно скорее.

Александр откинулся на спинку кресла и пристально посмотрел на своего военачальника.
– Я отдам приказ тогда, когда посчитаю это нужным, - холодно произнес он, вставая, и направился к выходу.

Увидев, что царь удаляется, военачальники тоже повставали со своих мест. О том, чтобы продолжить завтрак уже не могло идти и речи.

– Александр! – Гефестион вскочил вслед за другом. – Александр, подожди!

Он уже собирался нагнать басилевса, когда позади него раздался насмешливый голос Филоты.

– Забавно наблюдать за тем, как ты всегда бежишь за царем, словно его тень.

Гефестион замер на месте и резко обернулся.

– Что ты сказал? – произнёс он, чувствуя, как в нем начала нарастать ярость.

– Только то, что вижу, - приблизился к нему Филота. – То, как ты вечно следуешь за Александром, всегда со всем соглашаешься, при необходимости виновато опускаешь глаза в страхе выразить собственное мнение, потому что оно может не понравиться царю, и он лишит тебя очередной своей милости.

Все еще прячась за колонной, Локи вперил взгляд в обоих мужчин, кожей ощущая, как в зале начала накаляться атмосфера. Остальные гетайры тоже застыли на месте в ожидании того, чем закончится затянувшийся спор.

– Думай, что говоришь! – прошипел Гефестион. – В отличие от вас я понимаю, чего на самом деле желает Александр, и не пытаюсь подтолкнуть его к поступкам, о которых он потом будет жалеть.

– В отличие от некоторых я не лизоблюд, - отчеканил в ответ Филота. – Я не пресмыкаюсь, как дикари. Македонские цари всегда были первыми из равных. Таким был Филипп, и он гордился тем, что вокруг него были достойные друзья и военачальники.
– Не Филипп привел тебя в Азию! – не выдержал Гефестион. – Не он привел наши войска к стольким победам! Или ты посмеешь спорить?!

Оба молодых воина сверлили друг друга пылавшими взглядами, и наблюдавший за происходящим Локи, как никто другой понимал, чем могло обернуться это противостояние.

– В тех боях сражались мы все, - не унимался Филота. – Но почему-то когда речь зашла о том, чтобы наградить тех солдат, что проливали свою кровь за нашу победу, ты предпочел смолчать. Мне любопытно, как ты себя вел, когда Александр одаривал тебя самого?!

– Как ты смеешь упрекать меня в том, в чем виновен сам?! – Гефестион сжал руки в кулаки. – Разве не ты вместе со всеми остальными так рвался к персидским сокровищницам?! Я долго терпел твои оскорбления, но любому терпению приходит конец, Филота!

Еще мгновение, и он был готов выхватить меч и заставить негодяя заплатить за свои оскорбления. Но неожиданно, оказавшийся между ним и Филотой, Локи помешал ему
– Гефестион! Нет! – он схватил его за руку, которая уже потянулась к оружию. – Не надо.

Одинсон оказался первым из всех, кто решился не допустить кровавой развязки бессмысленного спора. Пальцы асгардского принца легко начертали на запястье Гефестиона вязь из рун, заставляя его успокоиться.
– Не сейчас, - прошептал он ему в самое ухо. – Час его расплаты еще настанет…

– Такому заботливому рабу следует позавидовать, - усмехнулся тем временем Филота. – Может, он влюблен в тебя? Или может, все как раз наоборот, и ты потому позволяешь ему командовать собой? Интересно, что сказал бы об этом Александр?

Гефестион снова было рванулся кинуться на него, но Локи вновь удержал его.
– Пойдем, - едва слышно проговорил он. – Пойдем отсюда.

Словно не слыша его слов, македонянин продолжал жечь взглядом своего обидчика. Наконец, он повиновался Локи и отвернулся. За его спиной уже давно стоял Диан, правая рука которого лежала на рукоятке его клеймора. Не было сомнений в том, что если бы завязалась драка, он бы любой ценой защитил бы своего господина все зависимости от того, кто стал бы его противником. Остальные генералы, находившиеся в зале, издали бесшумный вздох облегчения и начали расходиться. И только глаза Пармениона были по-прежнему прикованы к Локи.

– Откуда этот раб? – тихо спросил он у стоявшего рядом Птолемея.
– Насколько я знаю, он принадлежал Мазею, а потом Гефестион пожелал заполучить его, - ответил тот.

– Очередная игрушка? – усмехнулся старый воин.
– Откуда мне знать? – на лице Птолемея исказилась гримаса презрения. – Не удивлюсь, если этот бледный шут ублажает царского любимца на пару с его рабыней.
– Александр потакает его любым прихотям, - глухо произнес Парменион. – Сражается он, конечно, отчаянно, но у Гефестиона нет и доли тех талантов, что есть у остальных генералов. А трепать языком и раздавать дары каждый горазд.

– Гефестион сам – всего лишь красивая игрушка, - Птолемей развернулся и посмотрел в сторону террасы, откуда открывался великолепный вид на сад. – А все красивое рано или поздно увядает. Посмотрим, как долго наш царь сможет терпеть его капризы.

***
– Почему ты остановил меня?! – с горечью воскликнул Гефестион и тяжело опустился на свою кровать. – Почему не дал мне заставить его проглотить его оскорбления?!

– Даже такой случайный гость, как я, уже давно понял, что Филота и его отец весьма популярны, как среди солдат, так и генералов, - спокойно ответил Локи, встав напротив него и заведя руки за спину. – Ты хочешь, чтобы тебя возненавидели еще больше?

– Но… - всплеснул руками Гефестион.

– Это драка ничего бы не изменила. Убить друг друга вам бы все равно не позволили, но зато сразу бы донесли обо всем Александру. Как, по-твоему, он бы к этому отнесся?

Македонянин ничего не ответил и опустил голову. Он понимал, что Локи был прав. Поддаться на провокацию Филоты было бы его непростительной ошибкой, от которой хуже стало бы не только ему самому, но и Александру. Несколько минут Гефестион сидел, прикрыв глаза рукой.

– Спасибо, - тихо проронил он. – Спасибо, что не дал наделать глупостей.
– Не благодари, - Локи присел рядом с ним. – Это самое меньшее, что я могу сделать для человека, спасшего меня от унижения и мучений.

Гефестион поднял глаза и посмотрел на него.

– Ты сказал, что час расплаты еще настанет для Филоты. Что ты имел ввиду?

– Я… - Локи машинально коснулся пальцами висевшего у него на шее дракона. – Ко мне немного вернулись мои способности. Теперь я могу гадать на рунах, и я заглянул в твое будущее.

– В мое будущее? – с любопытством переспросил Гефестион. – И… и что ты там увидел?

– Руны капризны. Они не всегда отвечают на вопросы. Или же моих сил еще не

остаточно. Но я видел возмездие, оно настигнет каждого, кто оскорблял тебя.

Македонянин отвел глаза и некоторое время размышлял.

– А Александр? – спросил он. – Ты можешь заглянуть в его будущее?

– Я пытался, - признался Локи. – Но оно осталось скрыто от меня.

– А твое будущее? – Гефестион коснулся его руки. – Ты смог увидеть то, что будет с тобой?

Услышав его вопрос, Одинсон сглотнул ком, подкативший к горлу.

– Я не стал… - глухо ответил он. – Наверное, мне лучше о нем не знать.

– Ты боишься? – спросил Гефестион.

Локи повернулся и посмотрел на него. Он никогда не любил признавать собственные слабости. Он часто совершал ошибки, но признать и покаяться означало окончательное поражение. Хотя скрывать то, что уже было очевидным, больше не имело смысла.

– Этой ночью мне приснился мой брат, - проговорил он, и Гефестион заметил, как в его глазах блеснули предательские слезы. – Он говорил, что любит меня, просил прощения и сказал, что хочет меня вернуть, - он сделал паузу, сжимая в ладони руку Гефестиона. – Мой брат никогда не извинялся передо мной. Чтобы ни случалось, он всегда считал себя правым. Даже если он обижал меня и причинял мне боль, он просто не осознавал этого. Ведь я был его слабым заумным младшим братом, понять которого или извиниться перед которым было ниже его достоинства, - Локи опустил голову. – Я не хочу знать свое будущее. Моего будущего больше не существует, как и моего прошлого. Есть только сегодня, в котором я выживаю, и во многом благодаря тебе.

Он осторожно отпустил руку Гефестиона и убрал свою. Македонянин хранил молчание, не зная, что ответить.

– Возможно, твой брат многое переосмыслил в ваших отношениях, - произнес он через минуту. – Мы часто не ценим то, что имеем и тех, кто всегда рядом, но потеряв их, тяжело переживаем утрату.

– Не надо меня успокаивать, - ядовитым тоном произнес Локи и резко поднялся. – Я не нуждаюсь в раскаянии Тора. Он вправе и дальше презирать меня. Пусть считает меня жалким лживым предателем, все равно это уже ничего не изменит. Все, что сейчас важно для меня это полностью вернуть мою магию, потому что это единственное, чем я могу себя защитить, - он отвернулся от Гефестиона, чтобы скрыть переживания на собственном лице. – А мой брат… Мой брат пусть правит своим королевством и радует своих родителей. Я собственными руками убил родного отца, который однажды бросил меня умирать. Во всех девяти мирах больше нет ничего и никого, кто бы смог вернуть прежнего Локи, того, кто любил свою семью и старался оправдать возложенные на него

надежды.

Гефестион встал и, медленно обойдя его, посмотрел ему прямо в глаза.
– Ты лжешь, - тихо сказал он. – Ты лжешь самому себе, Локи, и очень скоро ты в этом убедишься, - он улыбнулся и положил руку ему на плечо. – Спасибо, что не дал подраться с Филотой.

***
Оживление царило во дворце с самого утра, и теперь с наступлением сумерек главный зал оказался во власти громкой музыки и пьяных голосов пировавших. Хотя пировали в основном македоняне, а персы смиренно присутствовали на праздновании в силу обязательств, нежели для удовольствия. Их суровые лица выглядели особенно смущенно на фоне раскрасневшихся от вина лиц македонских воинов, чиновников и прочих приближенных царя.

Двумя днями ранее Александр, настойчиво убеждаемый своими гетайрами в необходимости уничтожения того, что было сердцем вражеской империи и могло оставаться символом борьбы против завоевателей, все-таки позволил отдать Персеполь на милость жаждавшей добычи армии. Почти целый день македонские солдаты грабили город, убивая мужчин и уводя в рабство женщин и детей, а пиршество, назначенное на вечер следующего дня, было призвано ознаменовать собой окончательную победу над персами. Хотя для самого царя это была скорее победа безумства над здравым смыслом.

К празднику главный зал дворца украсили цветами и пригласили множество музыкантов и танцовщиц, которые двигаясь в такт ритму, соблазняли хмельных гостей красотой своих полуобнаженных тел и сверкавших глаз. Александр, сидевший на троне в центре зала и уже изрядно пьяный, созерцал происходящее с полным безразличием. Он то и дело поднимал тосты за своих товарищей и смеялся над их очередной смачной шуткой. Сидевший рядом с ним Гефестион, который и сам уже давно находился во власти хмеля, но все равно протягивал слуге пустую чашу, чтобы тот наполнил ее вином, был единственным человеком во всем этом праздном сборище, кто знал, почему царь, обычно предпочитавший трезвость и сдержанность, позволил себе напиться. Александр пытался утопить в вине решение, принятое им под давлением друзей. Оправдание того, что он уничтожал оплот вражеского сопротивления, не помогало. Персеполь был красивейшим городом, и Александру было больно видеть во что превратили эту жемчужину империи.

Буйное веселье было в самом разгаре, когда раздавшийся звонкий женский голос привлек к себе внимание басилевса и его друзей.

– Мой царь! – из толпы пировавших выступила молодая женщина, в которой Гефестион узнал Таис, афинскую гетеру и возлюбленную Птолемея. – Сегодня свершилась священная месть за эллинские святыни, поруганные персидским царем Ксерксом и его воинами! Сами боги благословили нас на это великое возмездие!

Она словно бабочка, подлетела к стене и, выхватив факел, вернулась к трону царя.

– Помогите мне! – обратилась она к стоявшим вокруг воинам, которые тут же протянули ей руки, и мгновенье спустя она уже стояла на столе, гордо держа в руках пламя.

Хмельной взгляд Гефестиона приковало к ее красивому телу, заметному сквозь легкий, почти прозрачный пеплос.

– Мой царь! – вновь воскликнула Таис, глядя на Александра, который был несколько удивлен ее поведением, но вместе с тем выглядел заинтересованным. - Доверши то, что начал! Уничтожь то, что так дорого нашим врагам. Сожги этот дворец, как когда-то они жгли и разрушали наши дворцы и храмы!

Взгляд гетеры пылал, и она уверенно протянула Александру факел. Удивленные ее дерзким поведением, пировавшие на минуту смолкли, устремив свой взгляд на басилевса в ожидании его реакции.

– Да, давайте сожжем этот место! – неожиданно выкрикнул кто-то из толпы. – Пусть персы знают, что теперь мы хозяева в Азии!

– Сожги его, Александр! – подхватил крик другой пьяный голос, и вскоре толпа вокруг царя, включая его ближайших соратников, уже громко и настойчиво требовала завершения возмездия.

Несколько сконфуженный подобным поворот событий, Гефестион машинально сделал несколько глотков вина и удивленно посмотрел на своего царственного друга. Возможно, в трезвом состоянии он бы немедля призвал всех замолчать и перестать требовать от басилевса совершения подобного абсурда. Но в тот вечер он был пьян, как и все вокруг, и потому им скорее правило любопытство, нежели здравый смысл.

Александром же правило вино. Поднявшись, он подошел к столу, на котором все еще стояла гетера, и принял факел из ее руки. Толпа вокруг начала радостно улюлюкать и еще больше требовать огня.

– Сожги его! – довольно закричал Леоннат, один из ближайших друзей и телохранителей царя. – Сожги здесь все, Александр!

С мгновенье басилевс созерцал огонь факела, а затем уверенно направился к тяжелым занавесям и коснулся их языком пламени. Материя мгновенно загорелась, и огненные дорожки побежали вверх по складкам. Последовав примеру своего царя, остальные македоняне тоже похватали факелы со стен и с громкими радостными криками начали поджигать все, что им попадалось под руку. Пару минут спустя бездушное пламя уже жадно пожирало искусно сделанную мебель, дорогую утварь и разукрашенные фресками стены.

Где-то в глубине зала, одна из танцовщиц вскрикнула от испуга и бросилась вон.

Окончательно огорошенный происходящим, Гефестион вначале безучастно наблюдал за творившейся вокруг вакханалией, но женский крик внезапно отрезвил его. Отбросив в сторону все еще полную вина чашу, он вскочил на ноги.
– Нет! – простонал он, только было уже слишком поздно. Великолепная величественная резиденция царя царей полыхала в безудержном огне под пьяные вопли македонян, которым было мало уже совершенных накануне зверств и вандализма.

– Александр! – Гефестион бросился к своему царственному другу. – Это надо остановить!

Надо погасить пламя!

В ответ басилевс бросил на него обреченный взгляд и отвернулся. Он и сам уже давно не был пьян и понимал, что уничтожение прекрасного дворца было бессмысленным и жестоким поступком. Казалось, он был готов сгореть вместе с теми бесценными произведениями искусства, что так безжалостно предал огню.

Ситуация требовала немедленных действий. Гефестион обернулся и наткнулся на Диана, который по-прежнему не отходил от него ни на шаг.

– Где Локи?! – закричал македонянин.

– Не знаю! – ответил встревоженный телохранитель. – Сначала он бы здесь, но потом куда-то исчез. Надо уходить отсюда, пока мы все не сгорели!

– Найди Локи! – Гефестион вцепился пальцами в его тунику на груди. – Найди его сейчас же!

– Но мы погибнем! – попытался образумить его кельт.

– Мне нужен Локи! – не унимался македонянин. – Выведи Александра из дворца! Я сам найду его!

Расталкивая людей, чья эйфория уже постепенно сменялась страхом, который заставлял их бежать вон из дворца, Гефестион пытался разглядеть в мятущейся толпе знакомое лицо, но Локи как назло нигде не было. Чудом избежав горевшей балки, которая упала с потолка всего в нескольких сантиметрах от него, македонянин бросился к колоннам у дальней стены, куда огонь еще не успел добраться. Он знал, что Локи не особо любил шумное общество и потому вряд ли бы находился в гуще пировавших. Скорей всего он предпочел бы наблюдать за всем из тени коридоров, при этом стараясь остаться незамеченным.

 

К счастью, умозаключения не подвели Гефестиона, и он с облегчением заметил своего раба за одной из колонн. Казалось, тот совершенно не был удивлен царившим безумством и хладнокровно любовался пожаром.

– Локи! – Гефестион схватил его за руку и резко развернул к себе. – Ты должен это остановить!

– Что? – удивленно заморгал асгардский принц. – Я думал, тебя уже давно здесь…

– Погаси пожар! – потребовал македонянин.
– Но как?! – Локи был окончательно сбит с толку.

– Ты же маг, в конце концов! Ты должен знать как!

– Да, но… Гефестион, моя магия еще не настолько сильна… Я не могу…

– Сделай хоть что-нибудь! Иначе этот дворец будет уже не спасти!

– Его и так уже не спасти… - пробормотал себе под нос Одинсон.

Повернувшись в сторону полыхавшего огня, который все ближе подбирался к ним, он опустился на колени. Он был абсолютно не уверен, что его слабых, едва вернувшихся сил не хватит, чтобы справиться с бушевавшей стихией. Напротив, Локи был убежден, что его попытка была бессмысленной тратой драгоценного времени, которого им хватило бы, чтобы выбраться из дворца. Но он знал, что был обязан попытаться.

Тонкие пальцы мага начали выводить на полу руны. Иса – холод и лед, Уруз – перемены и Турисаз, руна его брата громовержца, разрушающая и защищающая сила. Локи закрыл глаза и начал читать заклинания, водя рукой над тем местом, где он вычерчивал руны. Под влиянием заклятия, знаки начали проявляться в форме белой дымки, приподниматься и кружиться под его рукой в такт движению, пока не превратились в легкое облачко. Локи открыл глаза, приподнял образовавшуюся дымку обеими ладонями, словно она была чем-то материальным, и подул на нее в сторону огня. От его дуновения облачко начало расти и стелиться каплями воды словно туман. За мгновения оно достигало языков пламени, которые покорно гасли. Не прошло и десяти минут, как огромный пожар потух, оставляя после себя черное пепелище.

Обессиленный и пораженный увиденным, Гефестион опустился на колени рядом с Локи.

– Я думаю, тебе больше не стоит переживать за свои способности, - хрипло проговорил он.

Асгардский принц ничего не ответил. Он совершенно не ожидал того, что ему удастся совершить этот ритуал, и с трудом верил собственным глазам.

– Спасибо! – прошептал в это время Гефестион.

– Не благодари! – также тихо ответил Локи…

12. Очертания вечного

На каменных стенах дворца играли отсветы от пламени факелов. Локи нравилось наблюдать за их бликами вдали от бесконечного шума и суеты. Прошла всего пара недель с тех пор как они прибыли в Задракарту, столицу Гиркании, а принц уже устал от замка сатрапа, больше похожего на жужжащий пчелиный улей.

Локи уже достаточно долго сидел на ступенях каменной лестницы, которая вела в зал, где уже давно вовсю продолжалось очередное пиршество, было невероятно шумно и людно. Однако веселье, которому по обыкновению предавались военачальники и придворные, было устроено, чтобы развеять царившее при дворе напряжение. Сам Александр был далеко не весел. Разграбление Персеполя и предание огню дворца царя царей означало окончание эллинской «мести» за поруганные некогда царем Ксерксом и его воинами греческие земли. Возмездие, которое было главной причиной и поводом для Восточного похода, свершилось, и официально завоевание Персидской Империи должно было подойти к концу. Покинув Персеполь, македоняне вошли в Экбатаны и, оставив там гарнизон дошли до Гиркании, где, уверенные в скором возвращении, воины начали собираться домой.

Но это шло вразрез с царскими планами. Александр почувствовал себя непонятым и преданным. Обратившись к своим генералам, он попытался объяснить им, что им следует утвердиться в Азии, а не покидать ее так быстро. Кроме того, он нашел новый повод для продолжения похода. Сатрап Бактрии Бесс, предавший и убивший Дария Ахеменида, а после объявивший себя новым царем Артаксерксом V, должен был быть настигнут и наказан за свои поступки. Александр считал себя законным наследником персидских царей и потому был обязан покарать изменника за предательство и убийство.

Однако солдаты и военачальники были разочарованы подобным поворотом событий. Еще сильнее они были разочарованы поведением своего басилевса, который все больше перенимал персидский образ жизни, приближал к себе персов и сажал их за один стол за македонянами. Александр начал одеваться на персидский манер, дарил своим гетайрам одеяния некогда вражеского ему народа и почему-то постоянно упорно намекал своим македонским приближенным на то, что жители покоренной ими страны, такие же люди, как и они сами. Нутро эллина, твердо уверенного в том, что только уроженец Эллады был человеком, а все остальные народы – дикарями и варварами, не был способен смириться с подобной вопиющей несправедливостью.

На фоне возникших противоречий Александр объявил, что любой из солдат, который решит записаться в его новую армию, чтобы продолжить поход, получит значительное денежное вознаграждение. Желание неплохо заработать сделало свое дело, и новое наемное войско быстро росло. Кроме того, царь велел устраивать пиры и прочие развлекательные мероприятия, чтобы немного разрядить обстановку. Сам же он стремился как можно быстрее покинуть Задракарту, так как ему не нравилось в Гиркании, и он не был намерен задерживаться в этом регионе.

Планы Александра сулили очередной переход, а возможно и возобновление военных действий. Это совсем не радовало Локи, который понимал, что сражения отвлекут Гефестиона, а его самого сделают по сути бесполезным. Несмотря ни на что, он не чувствовал себя при дворе в безопасности. Все эти персидские вельможи, евнухи и слуги смотрели на него со скрытой злобой. Локи иногда так и хотелось превратить одного из них в какое-нибудь мерзкое насекомое, но усилием воли он сдерживал собственные порывы, так как понимал, что добром это для него не закончилось бы.

С тех пор, как он оказался в Мидгарде, казалось, прошла целая вечность. Локи давно потерял счет месяцам, а может уже и годам, что он провел в мире людей. Надежды на спасение и возвращение в Асгард становилось все меньше и меньше, а отрезвляющая мысль о том, что ему по сути уже некуда возвращаться, окончательно убивала ее. Локи с горечью понимал, что оказался не асом, не йотуном и даже не человеком. Последнее время он все чаще вопрошал себя о том, кто же он на самом деле – жалкое существо, потерянное во Вселенной? Просто Локи, бесконечно одинокий и никому не нужный. Принцу было интересно, насколько еще хватит терпения Гефестиона и любопытства Александра, чтобы позволять ему и дальше находиться при дворе. Тем более что однажды Локи уже видел, как один из персидских придворных нашептывал на ухо басилевсу предостережения на счет того, что раб его ближайшего друга – колдун и при желании способен причинить зло любому, включая и самого царя.

К счастью принца, Александр тогда просто отмахнулся от этих слов. Видимо, он был все еще благодарен за погашенный пожар во дворце Персеполя. Но продолжаться так до бесконечности не могло. «Упавшее с неба божество» рано или поздно, но должно было найти путь обратно на «небо» и уйти, а отсутствие возможности это сделать легко могло навести на мысль о лжи. Локи не хотелось думать о том, что случится, если македоняне решат вытрясти из него правду о том, кто он на самом деле и что замышляет. Он не знал, станет ли Гефестион защищать его. Найдется вообще хотя бы одна живая душа, которая пожелает помочь ему?

– Локи! – за его спиной раздался голос Тии и прервал ход его мрачных мыслей. – Я хочу поговорить с тобой.

Она спустилась и села на ступеньку рядом с ним.

– Что случилось? – нехотя спросил принц.

Девушка временами сильно раздражала его своей взбалмошностью и чисто девичьей глупостью, и Локи нередко задавал себе вопрос, как Гефестиону удавалось терпеть рядом с собой это неугомонное, вечно чем-то недовольное существо.

– Мне нужна твоя помощь, - объявила Тия, вогнав его в еще большее уныние. – Ты ведь колдун, так?

– Я гадал тебе уже раз двадцать, - Локи взялся рукой за лоб, сделал глубокий вздох и постарался успокоиться.

– Я не об этом, - проговорила она. – Я… - она запнулась, словно стесняясь того, что хотела сказать. – Я хочу родить Гефестиону ребенка.

Локи повернул голову и удивленно посмотрел на нее.

– Ребенка? – переспросил он.

– Да, я очень хочу родить Гефестиону сына… Но, что я не делаю, ничего не получается! – всплеснула она руками.

Одинсон подавил в себе желание спросить, а что же такое она делала, так как решил, что ему не стоит вникать в детали персидских методик повышения эффективности попыток зачатия.

– Тия, - вздохнул он. – Рождение ребенка не изменит твоего статуса. Гефестион не женится на тебе, а твоего сына будут считать обычным ублюдком, каких на войне рождаются сотни. К тому же, твой возлюбленный может утратить к тебе интерес, пока ты будешь вынашивать этого младенца.

– Я знаю, что он никогда не женится на мне, - девушка опустила голову. – И я понимаю, что у моего ребенка не будет никаких прав. Но… - она подняла взгляд на Локи, и он увидел, что в ее глазах заблестели слезы. – Я боюсь, что судьба отнимет у меня Гефестиона. Он в любой момент может погибнуть в сражении, умереть от болезни или просто продать меня, и тогда у меня ничего не останется от человека, которого я люблю больше всего на свете. А если у меня будет его ребенок, в моей жизни будет самый дорогой из всех подарков, который он только мог бы мне подарить.

Выслушав ее, Локи снова вздохнул и некоторое время хранил молчание.

– Ты сможешь мне помочь? – осторожно спросила Тия.

– Есть только одна магия, способная породить новую жизнь, - тихо произнес он. – Это соитие между мужчиной и женщиной…

– Но я не могу забеременеть! – в ее голосе послышалось отчаяние. – И теперь Гефестион зовет меня к себе гораздо реже. Наверное, я больше не интересна ему. Ведь есть огромный царский гарем, в котором ему дозволено выбрать любую после того, как царь сделает свой выбор. Не сложно догадаться, что теперь очередь до меня доходит крайне редко.

– Успокойся, - Локи осторожно коснулся ее руки. – Возможно, все еще и получится…

– Прошло уже немало времени, - покачала головой Тия. – Даже Барсина родила Александру сына, а я никак не могу зачать дитя. Я обращалась за помощью к повитухам, но ни одно то средство, что они советовали, не помогло. Я не знаю, что делать. Теперь только ты можешь мне помочь, - она сжала в ладони его руку и с надеждой посмотрела на него.

– Я никогда не делал ничего подобного, - признался Локи. – Я не очень представляю, как решить твою проблему… Думаю, ты не должна отчаиваться. Если ты любишь его и очень хочешь этого ребенка, он у тебя обязательно родится. Кроме того, я видел твоего сына…

– Моего сына?! – воскликнула она.

– Да, когда гадал тебе. Я видел мальчика, но не знаю, кто станет его отцом.

– Значит, - она схватила его другую руку. – Есть шанс, что я рожу Гефестиону сына?!

– Шанс определенно есть.

– Спасибо!

Едва не расплакавшись от счастья, девушка бросилась ему на шею.

– Не за что… - Локи несколько опешил от подобного проявления эмоций и постарался осторожно высвободиться из ее объятий.

– Я тогда пойду, - Тия радостно посмотрела на него. – Буду ждать, когда Гефестион позовет меня к себе.

– Конечно, - кивнул он, желая поскорее вновь остаться в одиночестве.

Девушка вскочила на ноги и с легкостью мотылька вспорхнула вверх по ступенькам. Когда ее шаги затихли, Локи вновь погрузился в наблюдение за игрой пламени факелов. Он сказал Тие правду, он видел ее сына. Он также знал, что это будет сын ее возлюбленного господина, но умолчал об этом, так как знал, что сам Гефестион никогда не узнает и не увидит его. Рассказывать об этом девушке сейчас Локи просто не хотелось.

***
Александр отложил кубок, наполовину полный вином, и наклонился к сидевшему рядом Гефестиону.

– Я собираюсь уйти отсюда, - прошептал он ему в самое ухо. – Мне надо поговорить с тобой. Все уже изрядно пьяны и вряд ли заметят наше отсутствие.

– А я, думаешь, трезв? – улыбаясь, прошептал Гефестион. – Хорошо, идем, - он тоже отставил свою чашу.

– Свежий воздух пойдет тебе на пользу, - царь улыбнулся в ответ и жестом подозвал к себе гирканского сатрапа, который все время находился подле Александра, но в ту минуту отвлекся разговором с подчиненным.

– Да, мой господин, - сатрап сразу же склонился в поклоне перед царем.

– Мы с Гефестионом уходим, - тихо произнес Александр. – Позаботься, чтобы пир продолжался, и у людей было столько еды и вина, сколько они пожелают.

– Как прикажешь, мой господин, - перс поклонился еще ниже.

Поднявшись со своих мест, царь и его наперсник, стараясь не привлекать к себе внимания, покинули зал.

– Можешь остаться веселиться со всеми, - Александр обернулся к своему новому слуге, молодому евнуху, подаренному персом Набарзаном, который последовал за ним. – До утра ты мне не нужен.

Юноша молча поклонился в ответ и отступил. Избавившись от навязчивой компании слуг, царь облегченно вздохнул. Они быстрым шагом пересекли несколько коридоров и оказались в лучших покоях дворца, выделенных специально для Александра. Он первый вошел в свою просторную спальню и оглядел каждый угол.

– Кого ты ищешь? – с любопытством наблюдая за ним, спросил Гефестион.

– Нежелательные глаза и уши, чтобы вовремя от них отделаться, - ответил Александр, деловито перетряхивая шторы и заглядывая за ширму.

– Нашел кого-нибудь? – Гефестион устало снял с головы диадему, скинул шелковый персидский халат и начал стаскивать с себя парадную кирасу. – Да снимайся ты уже! – недовольно проворчал он.

– К счастью нет, - ответил на его вопрос царь. – У меня иногда возникает такое впечатления, что персидские слуги умеют возникать прямо из воздуха, стоит только о них подумать.

– Кто же их знает, этих персидских собак? – Гефестион, наконец, избавился от кирасы и отшвырнул ее в сторону.

– Собак? Они не собаки, они просто видят мир не так, как мы, – Александр посмотрел на друга, который, оставшись в одном хитоне, с блаженным выражением лица разлегся на мягком ложе. – Встань оттуда.

– Почему? – недовольно спросил Гефестион.

– Потому что ты сейчас уснешь, а мне надо с тобой поговорить. Присядь здесь, - басилевс указал ему на один из низких стульев, стоявших неподалеку от оконного проема.
– Ладно, - Гефестион вздохнул и нехотя слез с удобного места. – О чем ты хотел поговорить? – он опустился на стул.

– Все это время я много думал, - Александр подошел к столу и начал снимать перстни и золотые браслеты. – О Локи, который по воле случая оказался твоим рабом. Я размышлял над его словами, пытаясь понять правда все это или вымысел. Мне очень хотелось найти какое-нибудь объяснение тому, что он рассказал, мне хотелось ему верить, - он снял с шеи массивное золотое ожерелье с драгоценными камнями и отложил его в сторону.

– Но трезвый ум взял верх над гуманностью? – внимательно посмотрел на него Гефестион.

– Не совсем так, - возразил царь. – Я не утратил своей веры в его слова, не начал бояться его возвратившихся способностей, как мне советовали, - он тоже скинул халат и легкими движениями избавился от кирасы. – Ведь его магия, о которой он говорил, вернулась, не так ли?

– Да, вернулась, - задумчиво кивнул Гефестион.

– Ты общаешься с ним гораздо больше, чем я, - Александр опустился на стул напротив друга. – Расскажи мне о нем. Он по-прежнему закрыт от тебя? Все также уверяет, что ненавидит своего брата и уверяет, что не надеется на спасение с его стороны?

– Это все ложь, - покачал головой Гефестион. – Ложь, которой он пытается скрыть то, что скрыть на самом деле невозможно. Мы оба знаем и понимаем, что он больше всего на свете хочет домой, и чтобы все было так, как раньше. Но он не хочет признаться в этом!

Сопротивляется как может, и я ничего не могу с этим поделать.
– Так как раньше для него уже все равно не будет, - Александр нахмурился. – Раны на сердце никогда не заживают до конца. Не мне ли знать о том, как больно разочарование в отце? – тяжело вздохнув, он встал и отошел к окну. – Я принимал и понимал каждое слово Локи из всего, что он тогда рассказал. Он просил о помощи, и я все пытался понять, как я могу ему помочь. Меня лишь заводил в тупик его рассказ о девяти мирах и его приемном отце Одине, который по его утверждению сотворил всю вселенную.

– Это поистине может смутить, - согласился Гефестион. – Особенно если вспомнить о Зевсе и других наших богах.

– Верно, - царь обернулся и посмотрел на друга. – Но потом мне пришла в голову мысль, которая по своей сути была очень проста, - он вновь сел на стул. – Помнишь, когда мы были в Египте и посещали египетские храмы? Ведь там они поклонялись своим богам, и их верховным божеством был Амон-Ра.

– Помню, - кивнул Гефестион. – Они даже назвали тебя сыном Амона, так как у нас на родине многие считают тебя сыном Зевса.

– Да, благодаря неуемным стараниям моей матери, - улыбнулся Александр. – В том же Египте меня самого провозгласили богом, - он сделал паузу. – Посмотри на меня, Гефестион, разве я – бог? Разве из моих ран не сочится кровь как и из ран простых людей?

– Хочешь сказать, что Локи лжет, выдавая себя за божество?

– Нет, я еще не завершил свою мысль.

– Хорошо, я слушаю, - Гефестион сосредоточенно посмотрел на своего царственного друга.

– У персов ведь тоже свои боги, и их верховным богом считается Ахура-Мазда. И также, как египтяне полагают, что землю сотворил Амон-Ра, мы уверены в том, что это сделал Зевс, а персы склоняются к версии о том, что это все-таки был Ахура-Мазда, северные народы имеют своего верховного бога – Одина. И у каждого из нас своя правда.
– Это запутывает окончательно, - заметил Гефестион.

– Ты прав, - согласился Александр. – Также как и ты сейчас, я тоже был в тупике. Но несколько дней назад мы стояли на берегу Гирканского моря, и я увидел рыб в воде. И тогда я подумал о том, что в нашем мире существует две стихии – земля и вода, и у каждой из этих стихий свои законы. Возможно, что точно также где-то рядом с нами, в одной и той же вселенной, существует иной, соседствующий с нашим, мир, в котором все сказанное Локи – правда.

– Кто же тогда сотворил всю эту Вселенную с ее мирами? – удивленно спросил Гефестион.

Александр улыбнулся.

– Это хороший вопрос, но думаю, я пока не готов ответить на него.
– Почему?

– Потому что я пока не обладаю достаточными знаниями, чтобы рассуждать об этом.

– Или ты просто не хочешь говорить. Как тогда, в оазисе Сива, после того, как ты встретился с оракулом.

Царь вздохнул.

– Я знаю, - вновь заговорил Гефестион. – Некоторыми вещами ты делиться не склонен. Но я не настаиваю. Возможно, настанет такой день, и ты все мне расскажешь.

– Ты единственный человек во всем мире, кому я могу доверить свою душу, - глядя ему в глаза, тихо произнес Александр. – Как бы сказал Локи, даже во всех девяти мирах.

– И я всегда буду рядом, чтобы хранить ее, - улыбнулся в ответ Гефестион. – Даже если для этого понадобится целая вечность.

***
В ту ночь Локи долго не мог заснуть, а когда, наконец, уснул, ему снились тревожные беспорядочные сны. Он много раз просыпался, а потом вновь проваливался в темноту. Поэтому когда до него сквозь сон донеслось воронье карканье, он решил, что ему это снилось. Но птица каркала все громче, поэтому Локи с трудом разлепил веки и посмотрел в сторону террасы, на которую выходила маленькая, выделенная для него комнатка.

 

Увидев сидевшего на перилах черного ворона, Локи поначалу удивился, так как не замечал здесь этих птиц ранее. Утро только-только занималось, что делало появление птицы еще более странным. Принц сел на кровати и несколько минут смотрел на ворона. неожиданно его охватило странное чувство тревоги. Встав, он вышел на террасу и медленно приблизился к перилам, чтобы не спугнуть птицу. В это мгновенье ворон повернулся, и Локи увидел его глаза.

– Хугинн! – в ужасе прошептал он. – Ворон отца!

Словно лишившись всех своих сил, Одинсон упал на колени. Его взгляд был по-прежнему прикован к птице.

– Ты нашел меня! – прошептал он. – Скажи, он помнит обо мне?! Он… ищет меня?!

В ответ ворон открыл клюв и захлопал крыльями.

– Ты ведь… - Локи медленно подполз к перилам. – Ты ведь за мной прилетел…

Он осторожно протянул руку, чтобы коснуться крыла птицы.

– Отец хочет вернуть меня?! Он меня простил? Я… нужен ему?!

Ворон громко каркнул и слетел с перил.

– Нет! – закричал ему вслед Локи. – Нет, пожалуйста, не улетай! Не оставляй меня здесь!

Словно не слыша его мольбы, Хугинн сделал пару кругов и растворился в утренней мгле.

Больше не видя птицы, Локи опустил голову и закрыл руками лицо.
– Отец, умоляю тебя, прости меня! – прошептал он.

Прижавшись лбом к каменным столбцам перил, принц бесшумно зарыдал. Он больше не мог сдерживать хлынувшее через край отчаяние, больше не мог сопротивляться собственной боли…

13. Путешествие

Тор никак не мог найти покоя. С тех пор, как он отправил ворона к Хель, прошло уже два дня, а от королевы мертвых ничего не было слышно. В голову громовержца уже начала закрадываться мысль о том, что Хель обманула их. В конце концов, она оказалась дочерью его не слишком честного братца, ожидать от которого можно было все, что угодно. Но Тор старательно гнал от себя подобные подозрения и надеялся, что хозяйка Хельхейма все-таки не подведет их.

Младшего брата он тоже видел крайне редко, разве что только за обедом, где обычно собиралась вся королевская семья. К его удивлению Бальдр не гулял с женой по саду, что раньше частенько любил делать, и не играл с сыном. Тор смутно подозревал, что с его самым младшим братом тоже творилось что-то неладное, но думать об этом не имел ни малейшего желания. У него и так было полно проблем с Локи. Не хватало, чтобы Бальдр добавил неприятностей.

Тор тяжело вздохнул и в сотый раз подошел к окну своей спальни. Терпение никогда не было его сильной стороной, и он мечтал о том, чтобы мучительное ожидание, наконец, подошло к концу.

Тихий стук в дверь нарушил напряженную тишину, царившую в покоях наследника трона, и заставил Тора отвернуться от окна.

– Войдите! – громко произнес он.

Дверь открылась, и громовержец увидел на пороге Бальдра. Самый младший принц выглядел очень взволновано, и Тор невольно напрягся.

– Что случилось?! – нетерпеливо спросил он, не дожидаясь, пока тот заговорит сам.

– Нам надо поторопиться, - ответил Бальдр. – Хель ждет нас на Радужном мосту… Точнее на том, что от него осталось.

– Хорошо, пойдем.

Тор взял молот и быстрым шагом вышел из комнаты.

– Ты, что, общаешься с ней? – спросил он, пока они шли.
– Я прочел ее послание в глазах Мунинна, - ответил младший принц.

– Хороший способ общения, - усмехнулся громовержец.
– Ты это о чем? – с подозрением спросил Бальдр.

– О том, что очень удобно посылать сообщения через птицу. Ворон-то королевский. Никому и в голову не придет задаться вопросом, что это он летает по дворцу туда-сюда.

– Тор…

– А кто еще может читать в глазах Мунинна?

– Никто, - тихо ответил Бальдр. – Только отец.

– Но к отцу он точно не полетит, - снова усмехнулся Тор. – Ладно, пошли, возьмем лошадей.

Весь путь от дворца до обломков Бифрёста принцы проделали молча. Придержав своих коней недалеко от сияющего изломанного края, они спешились и пошли пешком. У самой бездны их ждала одинокая фигура.

– Где Хаймдел? – громко спросил Тор, едва они приблизились.

– Твой отец призвал его к себе, - обернулась Хель. – Но вряд ли он будет отсутствовать долго, так что нам лучше поторопиться.

– Поторопиться с чем именно? – с сомнением в голосе спросил громовержец.

– Вижу, ты все еще не доверяешь мне, сын Одина, - она усмехнулась в пол лица. – Не веришь. Почему же тогда согласился, чтобы я помогла?

– Он верит, - поспешно вмешался Бальдр. – Просто нам немного не по себе из-за всего…

– Хель, - перебил его Тор. – Я понимаю, что ты предложила помочь потому, что без нашей помощи ты не нашла бы своего отца. Тебе нужна была птица, и ты получила ее. С чего бы мне быть уверенным в том, что теперь ты не обманешь нас?

– Тор, прошу тебя! – Бальдр схватил его за руку. – Зачем ты это делаешь?!

– Я говорю то, что думаю! Я не умею лицемерить! – старший Одинсон недовольно посмотрел на брата.

– Без нее мы не найдем Локи! – проговорил ему в самое ухо бог света. – Прошу тебя, позволь ей помочь. Если ты сейчас оскорбишь ее, она уйдет, и тогда мы никогда не спасем его!

– Если бы я сейчас не знала о том, что происходит с моим отцом, - Хель сделала несколько шагов по направлению к ним. – То я наверняка сделала бы сейчас именно то, что ты сказал, Тор: бросила бы вас и спасла его сама. Но не потому, что задумывала это с самого начала, а потому, что недоверие всегда причиняет боль, особенно то, которое ничем не оправдано. Если я ужасно выгляжу, особенно по сравнению с вашими прекрасными асиньями, то это еще не значит, что моя душа также мрачна, как и мое лицо.

– Ты знаешь, где сейчас Локи и что с ним? – спросил Бальдр в надежде разрядить обстановку.

В ответ она закрыла глаза и словно прислушалась.

– Да, - произнесла она. – Хугинн нашел его и открыл тропу, но этот путь будет очень непростым.

– Ты отведешь нас туда? – осторожно поинтересовался младший принц.

– Только одного из вас, - она открыла глаза. – Я не смогу провести двоих, поэтому вы должны решить, который из вас пойдет.

– Я пойду, - уверенно произнес Тор. – Я с самого начала хотел найти Локи и вернуть его. Мне за ним и идти.

– Хорошо, - Хель приблизилась к нему почти вплотную и обдала своим ледяным дыханием. – Только прежде нам придется спуститься в мое царство, - на правой половине ее лица заиграла улыбка. – А потом уже я проведу тебя в Мидгард.

– Я готов, - кивнул громовержец, признаваясь, что ему было не слишком комфортно находиться в подобной близости от королевы мертвых.

– А я? – неуверенно спросил Бальдр.

– А ты будешь отвлекать остальных, - повернулся к нему Тор. – У тебя как раз богатая фантазия на этот счет. Придумай что-нибудь, если вдруг спросят, где я.

– Да, но…

– Бальдр, - он похлопал по плечу младшего брата. – Я на тебя рассчитываю.

– Ладно, - выдохнул тот. – Сделаю, что смогу. Только ты возвращайся, возвращайся с Локи. И с Хель конечно.

– Беспокоишься за нее? – громовержец поднял бровь.

– Несмотря на то, что она правит мертвыми, сама она – живая, - ответил Бальдр. – Ей может грозить опасность, как и любому из нас. И вообще, она же наша племянница.

– Ну да, - с сомнением посмотрел на него Тор. – Племянница. Хорошо, - кивнул он. – Я о ней позабочусь.

– Спасибо, - Бальдр улыбнулся и непроизвольно покраснел.

Сделав вид, что он этого не заметил, старший Одинсон повернулся к Хель.

– Идем, - уверенно произнес он.

Довериться повелительнице Хельхейма и тем более позволить ей увести его в свое царство было полным безумием, грозившим лишить Асгард главного наследника на его трон. Но Тор уже не задумывался об этом. Он принял решение отправиться за Локи куда угодно и отступать не собирался. В конце концов, у его отца оставался Бальдр, который в случае чего стал бы неплохим царем. Не самым лучшим конечно, учитывая его врожденную инфантильность и полное отсутствие боевых навыков. Но Тор не сомневался, что в случае необходимости их отец обучил своего самого младшего сына всем важным навыкам.

– Хорошо, - кивнула Хель. – Тогда не будем терять время.

Она повернулась к краю моста и провела над ним правой рукой. Повинуясь ее воле, пространство сразу же начало темнеть и кружиться воронкой.

– Следуй за мной, сын Одина, - не оборачиваясь, велела она. – И делай только то, что я тебе скажу. Иначе ты можешь уже никогда не увидеть родной Асгард.

С этими словами она отвела руки назад и прыгнула в воронку.

– Ну, мне пора, - Тор в последний раз посмотрел на Бальдра. – Я там задерживаться не собираюсь, так что вернусь быстро.

Тот только закивал в ответ. По его лицу было понятно, насколько сильно он переживал за брата.

Тор подошел к краю Бифрёста, крепче сжал в руке верный Мьелльнир и шагнул во тьму крутившейся у его ног воронки. Не успел он опомниться и понять, что происходило, как его закружил вихрь и со стремительной скоростью понес куда-то вниз. Это чем-то напоминало путешествие с помощью Радужного моста, только черная воронка была куда более мрачной и полностью контролировала все движения принца.

Однако вскоре движение вихря начало замедляться, и Тор понял, что они приближались к самому нижнему из миров. Наконец, воронка превратилась в мягкое темное облако, которое аккуратно опустило их на землю и растаяло в воздухе.

– Это Хельхейм? – с любопытством оглядываясь по сторонам, спросил громовержец.
– Это обитель мертвых, - ответила опустившаяся рядом с ним Хель. – Стой здесь и не приближайся к воротам, - приказала она. – Один неверный шаг, Одинсон, и останешься здесь навсегда.

Тор не слишком любил, когда ему приказывали, но обстоятельства вынуждали его подчиниться. Услышав неподалеку от себя грозное злобное рычание, он обернулся и увидел огромного пса, охранявшего вход в обитель мертвецов.

– Тише, Гарм, тише, - Хель подняла руку, успокаивая собаку.

– Так это и есть тот самый Гарм? – громовержец с любопытством разглядывал существо, о котором раньше только слышал.

– Да и на твоем месте я бы его не злила, - ответила Хель.

– Ладно, - согласился Тор. – Что еще?

– Сними свой плащ и доспехи, - велела она.

– Это еще зачем?

– Там, куда мы сейчас отправимся, лучше не привлекать внимания. Останься в простой одежде и возьми с собой только молот. Так ты легко сойдешь за обычного воина-наемника.
– А ты? – с сомнением посмотрел на нее Тор. – За кого сойдешь ты?

– А я приму свой настоящий облик, - с улыбкой ответила Хель.

– Настоящий блик? – недоверчиво переспросил громовержец. – То есть то, как ты выглядишь сейчас, не твое истинное лицо? Как же тогда на самом деле выглядит королева мертвых?

– Как дочь Локи и Ангборды, - все еще улыбаясь, произнесла она.

Обняв себя за плечи, Хель закрыла глаза и опустила голову. Глубоко вдохнув, она медленно выдохнула, и Тор увидел, как вокруг нее начала кружиться легкая белая дымка. Она возникла у ее самых ног и постепенно начала подниматься все выше и выше. Вскоре она полностью окутала Хель, и Одинсон видел лишь смутные очертания ее тела. А затем дымка начала рассеиваться, и когда от белого облачка не осталось и следа, Тор едва поверил собственным глазам. Больше не было полумертвого чудовища. Вместо него перед ним стояла абсолютно нормальная красивая девушка в светлом платье, искрящимися глазами и волнами легких волос, разлетавшихся легкими прядями по узким плечам. Теперь Тор уже мог поверить в то, что когда-то нарисованная в дневнике его брата девочка, действительно была Хель.

– Именно такой я родилась, - произнесла она. – Такой была, когда Всеотец низвергнул меня в эту мрачную обитель. Такой видит меня каждая душа, входящая в ворота моего царства, когда я обнимаю ее, чтобы унять боль и избавить от страданий. Теперь ты знаешь, как я выгляжу на самом деле, дядя, - она сделала ударение на последнем слове и звонко рассмеялась.

Окончательно сбитый с толку Тор ничего не ответил и начал снимать плащ и доспехи. Вскоре на нем осталась одна туника поверх брюк и широкий пояс, на который он повесил Мьелльнир.

– Куда идти дальше? – хмуро спросил он.

– Подожди, - ответила Хель. – Я призову ворона. Он укажет нам дорогу.

Она вытянула руки, закрыла глаза и начала тихо петь. Громовержец невольно прислушивался к ее мелодичному голосу. Он больше не думал о том, что Хель обманет его. Более того, он испытывал угрызения совести за то, что вначале не доверял ей.

Карканье посланника отвлекло его от размышлений. Хель открыла глаза и посмотрела на птицу, что уселась ей на руку.

– Веди меня! – прошептала она и отпустила ее.

Ворон вспорхнул и полетел куда-то во тьму. Вслед за ним пространство начало медленно заворачиваться в уже знакомую Тору воронку.

Хель повернулась и напряженно просмотрела на него.

– Сейчас мы преодолеем не только пространство, но и время, - предупредила она. – Это более чем непросто. Возьми меня за руку и не отпускай, что бы не произошло.
– Хорошо, - Тор сжал в ладони ее левую руку.

Хель кивнула и нырнула во тьму непроглядной бездны, увлекая его за собой.

***
Гефестион шел в свои покои из спальни Александра, когда случайно заметил своего раба, сидевшего на каменном полу террасы. По вздрагиванию его плеч, македонянин сразу понял, что с ним было что-то неладно.

– Локи! – он остановился. – Локи, что случилось?!

Он отбросил в сторону халат и кирасу, что нес в руках, и опустился на пол рядом с ним.

Одинсон ответил не сразу. Совладав с нахлынувшими на него эмоциями, он вытер лицо тыльными сторонами ладоней и посмотрел на Гефестиона.

– Он… улетел… - с трудом проговорил он.

– Кто улетел? – не понял македонянин.

– Ворон… Ворон моего отца… Он был здесь, но улетел, - Локи тяжело вздохнул. – Наверное, это знак.

– Знак чего?

– Того, что отец не простил меня. Он оставил меня… здесь… навсегда…

– Может, ты торопишься с выводами? – Гефестион обнял его рукой за плечи. Локи был бледен, как полотно, и он хотел хоть немного успокоить его.

– Не знаю… - покачал головой принц. – Не знаю… - подняв голову, он удивленно посмотрел на македонянина. – Ты рано встал сегодня.

– А я и не ложился, - улыбнулся Гефестион. – Я был у Александра. Мы проговорили всю ночь, хотя говорил по большей части он, а я слушал. А вот тебе надо поспать.

– Я пытался, - признался Локи. – Но сегодня мне что-то не спится.

– А может, ворон прилетел как раз потому, что тебя ищут? – предположил Гефестион. Ему самому не очень верилось в то, что на рассвете на террасу могла залететь какая-нибудь птица, тем более ворона, но он изначально условился с Александром, что будет верить Локи, поэтому предположил, что так оно и было.

Младший Одинсон поднял взгляд и с минуту внимательно смотрел на Гефестиона.
– Когда я был маленьким, я очень любил своего брата, - начал он. – Отец говорил, что когда-нибудь королем станет один из нас, и я искренне верил, что это могу быть и я. Но потом я понял, что наследником был именно Тор. Я принял это, как должное, ведь он был старше. Но я из кожи вон лез, чтобы доказать отцу, что и у меня есть свои достоинства и таланты. Я пытался быть равным брату, убедить, что тоже чего-то стою. Только все было бесполезным. Отец меня словно и не видел. А я ведь всегда гордился тем, что я его сын…

 Локи тяжело вздохнул. – Нет, Гефестион, отец не станет искать меня и спасать. Я ведь не Тор. Тору можно простить все, что угодно, ведь он не со зла, а все мои поступки это тяжкие грехи. Я же на самом деле другой крови. На мне изначально лежит печать зла, и что бы я ни сделал, это будет злом!

– Нет! – Гефестион сжал его руку. – Ты не должен так думать! И искать тебя может не отец, а именно твой брат. Ты хочешь, чтобы он нашел тебя?

Локи уже открыл рот, чтобы ответить, но македонянин не позволил ему.

– Скажи мне правду, - он еще крепче сжал его ладонь. – Ты хочешь, чтобы брат спас тебя?

С минуту принц молчал, и Гефестион увидел, как в его изумрудных глазах боролись противоречивые чувства, причинявшие ему почти физическую боль. Наконец, Локи закрыл глаза и выдохнул, словно устав от бесконечных сражений с самим собой.

– Да, - тихо проговорил он. – Я хочу, чтобы он спас меня, - по его щеке скатилась одинокая слеза и задержалась в уголке губ. – Я бы сейчас отдал все, чтобы вернуться домой…

***
Тор открыл глаза и пару минут пытался понять где он находился. Его блуждавший взгляд встретился с глазами Хель, которая сидела над ним, и остановился на ней. Похоже, было раннее утро, и первые солнечные лучи освещали ее лицо и искрились бликами на ее темных с красноватым оттенком волосах.

– Где мы? В Мидгарде? – все еще не веря, что перед ним королева мертвых, спросил громовержец.

– Да, - кивнула она.

Тор сел и огляделся. На первый взгляд он находился во внутреннем дворе какого-то замка, хотя ни слуг, ни охраны не было видно.

– А где все? – спросил он.

– Пока спят, - ответила Хель. – Еще раннее утро. К тому же, накануне вечером здесь было большое пиршество. Вряд ли люди рано проснуться.

– А где Локи? – Одинсон продолжал оглядываться.

– Он вон там, - она указала рукой на лестницу, которая вела к террасе по внешней стороне строения. – Только он там не один.

– И что теперь? – Тор коснулся рукояти Мьелльнира и убедился, что верное оружие было с ним.

– Решать тебе, - Хель посмотрела ему в глаза. – Там твой неродной брат, тот самый, который обманул тебя, тот, который послал Разрушителя убить тебя, тот, которого ты простил и решил найти, или же только подумал, что простил, - она сделала паузу. – Ты можешь сейчас пойти туда и забрать его, и я верну вас обоих в Асгард. Или же ты примешь иное решение и уйдешь один. Тогда я сама пойду за своим отцом, но единственным миром, в который я смогу забрать его отсюда, будет Хельхейм.

– Я пришел сюда не для того, чтобы вернуться в Асгард одному, - покачал головой громовержец. – И я не подумал, что простил его. Я его простил, - он уверенно поднялся на ноги. – Отведи меня к нему, - он протянул руку, чтобы помочь ей встать.

С минуту Хель внимательно смотрела на него. Затем она медленно протянула руку и коснулась его ладони. К удивлению Тора ее прикосновение не обожгло его льдом и не вызвало чувства омерзения. Ее пальцы были такими же, как у ее отца: прохладными, мягкими и нежными.

Хель встала с земли и, не произнося ни слова, пошла к лестнице. Не отступая, Тор последовал за ней. Когда они оказались на террасе, она сделала ему знак остановиться.

– Дождемся, пока он останется один, - шепнула она.

***
Гефестион смотрел на Локи одновременно с тоской и радостью, понимая, что, наконец, убедил его раскрыть душу. Но, как и достижение любой желанной цели, признание его раба вызвало в душе македонянина чувство опустошенности. Ведь он так долго бился над тем, чтобы Локи избавился от заволакивавшей его разум ненависти. И теперь, когда это произошло, Гефестион интуитивно начал догадываться о том, что новой цели возможно уже и не будет.

– Я думаю, ты не должен отчаиваться, - тихо произнес он. - Как сказал мне Александр, каждый должен находиться в том мире, которому принадлежит. Я уверен, твой брат давно простил тебя, и та тонкая нить, что связывает ваши души, обязательно приведет его к тебе.

Локи открыл глаза и удивленно посмотрел не него.

– Но ведь…

– Тебе надо отдохнуть, - Гефестион встал и протянул руку Локи, чтобы помочь подняться.

 Попробуй немного поспать.

Локи воспользовался его помощью и тоже встал.

– Знаешь, если ты уйдешь, мне будет тебя не хватать, - неожиданно произнес Гефестион. – Я… я как-то привык к тому, что ты всегда рядом. И за все то время, что я тебя знаю, ты не сделал ничего плохого. Как раз наоборот. Так что ты не должен думать, что любой твой поступок непременно обернется злом. Спасибо тебе за все.

– Ты… как будто прощаешься со мной… - с трудом проговорил Локи.

– Да? Я и не заметил, - Гефестион улыбнулся. – Может, это знак?

Не зная что ответить, принц опустил голову. Все время мечтая вернуться домой в Асгард, он неожиданно понял, что ему будет сложно оставить тех людей, которым он был обязан всем хорошим, что случилось с ним в Мидгарде.

– Я рад, что смог хоть чем-то отплатить за то, что ты спас меня от мучений, - произнес он.

 Мне тоже будет очень не хватать тебя. Не знаю, насколько раб может сказать такое своему хозяину… - он тоже улыбнулся. – Иногда мне кажется, что я мог бы остаться здесь, прожить здесь свою жизнь. Если за мной никто не придет, и прилет ворона означал то, что от меня окончательно отказались… - он сделал паузу. – Я смогу смириться с этим.

 Я почти… нашел свое место здесь.

– Ты уверен? – Гефестион внимательно посмотрел на него.

– Да, - кивнул Локи. – Даже если я и вернусь в Асгард, я все равно уже буду там чужим. А лучше быть чужим в чужом мире, нежели в родном доме.

Македонянин положил руки ему на плечи.

– Я всегда буду рад тому, что ты здесь, - произнес он. – Уйдешь ты или останешься, я всегда буду твоим другом. А теперь отдохни. Я тоже, пожалуй, посплю. Когда Александр проснется, он сразу же позовет меня к себе, так что немного сна не помешает.
– Хорошо, - Локи кивнул в ответ.

Гефестион поднял с пола свою брошенную одежду и пошел к противоположному концу террасы, откуда начинались выделенные для него покои. Проводив его взглядом, Локи снова сел на пол. Спать совсем не хотелось. Наоборот, в душе было странное ощущение пустоты, словно он вот-вот должен был утратить и этот, приютивший его чужой мир. Слова Гефестиона пробудили глубоко в нем старые, казалось совсем уже забытые чувства искренней привязанности. Когда-то в детстве он любил брата, но брат считал его слабым и не заслуживающим внимания, он любил отца, но тот всегда благоволил к своему старшему сыну. Потом в юности во время своего тайного путешествия в Йотунхейм он случайно встретил Ангборду. Она была гораздо старше него, но почему-то не такой огромной, как остальные ледяные великаны. Локи тогда сам не знал, как все произошло, но это было чувство, пусть юношеское и самое первое, но это было его чувство любви. А потом родилась Хель, его маленькая девочка, его принцесса. Он обожал ее и долгих двенадцать лет хранил тайну ее рождения. А потом отец отнял ее у него, даже не позволив попрощаться. Локи потерял свою любимую дочь, потом потерял Ангборду, потому что больше не мог смотреть ей в глаза после того, что произошло с Хель. Он всегда терял тех, кто был ему бесконечно дорог, он всегда оставался один, и это одиночество выжигало из его души все светлые чувства.

Локи вздохнул и посмотрел туда, куда ушел Гефестион. Он с самого начала завидовал той искренней дружбе и той нерушимой связи, что связывала Гефестиона с Александром, разрушить которую не смогла бы даже смерть. Если бы его с братом, если бы с Тором его хоть немного связывало нечто подобное…

Звук тихих шагов, раздавшихся неподалеку, перервал поток его мыслей. Локи поднял голову и обернулся…

***
Осторожно выглянув из-за колонны, Тор, наконец, увидел Локи. Его младший брат выглядел совсем не так, как он помнил его, в странной одежде, босой, с длинными отросшими волосами и непослушными прядями, которые спадали ему на лоб.
Громовержец с удивление и любопытством рассматривал его, понимая, что его брат немало настрадался в этом чужом мире и уже сполна заплатил за собственные злодеяния.

Выйдя из своего убежища, Тор сделал шаг по направлению к Локи и остановился. Он не особо представлял, что ему сказать после всего, что случилось. То ли сразу выложить, что он его простил, то ли признаться, что долго искал и очень хотел вернуть, то ли просто схватить в охапку и тащить в Асгард, пока тот не выкинул что-то еще. Громовержец не привык долго сомневаться и колебаться, поэтому уверенно приблизившись к брату, который сидел на полу террасы, погруженный в свои мысли, и остановился. Услышав его шаги, Локи поднял голову и посмотрел на него…

***
Казалось, прошла целая вечность, огромная черная пропасть, разделявшая две души, медленно сомкнулась, сводя их вместе в одной точке пространства и времени. Прошлое кануло в лета, а будущее было скрыто в тумане. Ни одна руна, ни одна вельва-прорицательница не могла бы предсказать этот момент.

Сначала Локи показалось, что стоявший перед ним брат, был плодом его воспаленного воображения и последствием почти бессонной ночи. Он моргнул пару раз в уверенности, что Тор исчезнет, но этого не произошло. Старший брат по-прежнему стоял на месте и смотрел на него немного растерянным взглядом, словно пытался подобрать нужные слова, но никак не мог.

– Ты?! – Локи медленно поднялся на ноги. – Ты здесь?! Или ты мне снишься?!

Он всегда спасал Тора тем, что начинал разговор первым.

– Я здесь, - громовержец тихонько облегченно вздохнул.

– Но как?! – прошептал Локи. – Как ты оказался здесь?! Ведь Радужный мост сломан…

– Хугинн, - пожал плечами Тор. – Он нашел какой-то путь.

Младший Одинсон нервно вцепился руками в перила. Он постепенно осознавал, что происходящее не было сном.

– Зачем ты… пришел сюда? – с трудом спросил он.
– За тобой, конечно, - ответил громовержец. – Когда ты тогда отпустил древко отцовского копья и упал в бездну, все решили, что ты погиб. Я сначала тоже так думал, а потом вдруг предположил, что ты мог выжить. И тогда я понял, что хочу найти тебя и вернуть домой.

– Для чего? – с сомнением посмотрел на него брат. – Чтобы отец наказал меня за то, что я сделал?

– Что? Нет, нет, Локи. Какое наказание? Ты мой брат, я хочу, чтобы ты вернулся. Мне все равно кто там твой отец на самом деле… Мне не важно, что ты тогда сделал. Отчасти я и сам во всем виноват. Ты всегда будешь моим братом, и мне очень нужно, чтобы ты был рядом. К сожалению, я не осознавал как сильно люблю тебя до того момента, пока не потерял…

Закончив говорить, Тор с надеждой посмотрел на него. Сказанные слова облегчили его душу. Локи опустил глаза, не зная, что ответить. Ему не очень хотелось признаваться в том, что он тоже не понимал, как сильно любил брата, пока не оказался в Мидгарде и не познал всю горечь безысходности своего положения.

– Ты пойдешь со мной домой? – Тор протянул ему руку.

Локи снова поднял взгляд и несколько минут смотрел на него. Потом он осторожно коснулся пальцами его ладони.

– Пойду, - почти беззвучно проговорил он.

Тор взял его за руку и, притянув к себе, обнял. Оказавшись в его объятиях, Локи подумал о том, как вытянуться физиономии его дружков, едва они узнают, что Тор вернул его в Асгард, и эта мысль доставила младшему принцу невероятное удовольствие. Он уже хотел было сказать это вслух, когда заметил за спиной брата девушку. Она смотрела на них и довольно улыбалась.

– Тор… - Локи высвободился от объятий брата. – Тор… это… - он указал дрожавшей рукой на девушку.

– А это… - громовержец обернулся. – Это… ну, ты и сам уже, наверное, понял кто это…

стати, это она нашла тебя и помогла мне оказаться здесь. Если бы не ее птицы…

Тор продолжал говорить, только Локи уже не слушал его. Сделав несколько шагов к девушке, он замер на месте.

– Это я, отец, - Хель сама приблизилась к нему и взяла за руку. – Ты узнал меня? Помнишь, я самая красивая девочка во всех девяти мирах? Твоя принцесса.

Не в силах что-либо сказать, Локи смотрел на дочь. Он уже и не надеялся когда-нибудь ее снова увидеть. Помня ее маленькой девочкой, он даже не мог представить, как она выглядела, но был уверен, что она стала очень красивой, такой, какой он всегда хотел ее видеть.

– Хель… - он обнял ее и прижал к себе. – Ты… ты так выросла… - он провел рукой по ее волосам.

– Нам пора, - прижимаясь к нему, прошептала она. – Лучше уйти, пока все спят. Я обещаю, что побуду с тобой немного в Асгарде прежде, чем уйти в свой мир.

– Идем, Локи, - произнес Тор. – Она права.

Младший Одинсон выпустил дочь из своих объятий и посмотрел на брата.

– Я даже не попрощался, - с тоской произнес он.

– Он поймет, - уверила его Хель. – Они оба все поймут. И они никогда не забудут о тебе.

Также как и ты о них.

Локи вздохнул в ответ и кинул последний взгляд на дворец, который ему никогда особо не нравился, но в котором решилась его судьба.

– Я ведь только-только решил, что хочу остаться, - усмехнулся он. – Тор, ну почему ты всегда нарушаешь мои планы?

– Потому что я старше, - улыбнулся громовержец и взял его под руку, чтобы его младший братец не выкинул какую-нибудь очередную шутку.

– Не бойся, я уже никуда не денусь, - усмехнулся Локи. – Моя комната в порядке?

– Почти.

– Что значит почти?

– Я хотел узнать, как путешествовать между мирами без Радужного моста, поэтому… пытался разобраться в твоих записях.

– Тор!!!

– Ради Одина, не буди весь Мидгард! Я сам все там уберу…

Эпилог

Это было его любимое место в саду, то самое, куда никто никогда не приходил, не подстригал кусты и не мешал цветам буйно цвести яркими красками. С момента его возвращения прошел один день, который он потратил на то, чтобы привести себя в порядок и немного отдохнуть. И вот теперь он должен был прийти в заветное место в саду, чтобы увидеть дочь и… попрощаться с ней.

Хель обещала, что не уйдет, пока они не встретятся. Она также дала слово, что не будет принимать свой обычный облик, потому что ее отцу ни к чему видеть лик смерти. Судя по тому, как расширились глаза Бальдра, едва он увидел ее после их возвращения в Асгард, Локи стал догадываться, что обычно его дочь выглядела совсем иначе, что собственно говоря, не помешало его самому младшему брату проникнуться к ней определенной симпатией. Все это очень удивило Локи. Во-первых, он не знал, что Бальдр вернулся жить в родной дворец, во-вторых, он не предполагал, что его правильный братец отвлечется от своей обожаемой жены и станет посматривать на других женщин и, наконец, ему даже в голову бы не пришло, что этой другой женщиной окажется его дочь.

Все это казалось Локи полным безумием, и он предпочел не думать об этом. Все равно Хель должна была вернуться в мир мертвых, и беспокоиться о том, что этих двоих что-то могло связать, не стоило.

Локи вошел в маленькую комнатку и огляделся.
– Отец! – Хель вышла из тени и бросилась ему на шею. Они были одни, и она могла дать волю своим чувствам. – Я так скучала по тебе! Я так хотела тебя увидеть!

– Я тоже, моя принцесса, - он прижал ее к себе. – Ты ведь уйдешь сегодня, да? – с тоской спросил он.

– Мне уже давно пора вернуться, - она выпустила его из своих объятий. – Кто-то должен заботиться о душах умерших. А ты уже встречался с родителями?

– Нет, - покачал головой Локи. – Тор как раз сейчас пошел к ним, чтобы все рассказать.
– Переживаешь?

– Не знаю… странное чувство. Сначала я думал, что боюсь их реакции. А теперь мне кажется, я готов ко всему. Очень хочу увидеть свою мать. Она единственная всегда верила в меня.

– Она и сейчас верит, - уверенно произнесла Хель.

– Откуда тебе это известно? – Локи с удивлением посмотрел на дочь.

– Понимаешь, отец, когда становишься частью мира мертвых, всегда оказываешься вне границ осязаемой реальности, начинаешь слышать чужие мысли, видеть чужие чувства, заглядывать в прошлое и будущее. Ведь именно так я и нашла тебя в Мидгарде.
– Думаешь, Один простит меня? – с сомнением спросил Локи.

– Когда он взял тебя, он уже знал, что ты навсегда останешься его сыном. А детей всегда принимают такими, какие они есть и что бы они не натворили.

– Твои слова вселяют в меня надежду, - улыбнулся он. – Кстати, позволь тебя спросить?

– Не надо, - покачала головой Хель.

– Ты так говоришь, будто… Ладно… Но это…

– Я знаю. Я ничего не хочу, я буду просто любить его.

Локи медленно сполз по стенке на пол.

– Кажется, я слишком долго отсутствовал, - пробормотал он себе под нос. – Когда ты увидела его впервые?! – он удивленно посмотрел на дочь.

– Когда мой дед отправил меня в Нифхельм, - невозмутимо ответила она.
– Дед? – сконфуженно переспросил Локи. – Ну да, удружил.

– Скорей обезопасил, - она села на пол рядом с ним. – И позаботился о тех, кто умирает своей смертью. Он ведь знал, что я не смогу остаться равнодушной к их страданиям.

– Мудрый Всеотец, - задумчиво проговорил он. – Только вот о моих страданиях он совсем не подумал.

– Подумал, - возразила Хель. – Не будь я сейчас той, кто я есть, я бы тебя никогда не нашла.

– Хорошо, - Локи взял ее за руку. – Сделаю вид, что ты меня убедила. Но насчет «люблю»…

– Папа!

– Как можно влюбиться в двенадцать лет?!

– Очень просто: переходный возраст, первая любовь… Сам ты когда влюбился в маму?

– Мне было семнадцать.

– Всего пять лет разницы!

– Ладно, ладно. Но он женат, и у него есть ребенок.

– Вот поэтому я и говорю, что ничего не хочу и не жду. Буду просто любить.

– Хель, это безумие…

– Любовь всегда безумна. Разве можно любить по правилам?

– Нет, - покачал головой Локи и умолк на несколько минут. – Я не хочу прощаться с тобой.
– А мы и не будем, - она встала и протянула ему руки, чтобы помочь подняться. – В конце концов, я всегда в своем мире. Будешь скучать, пришли мне весточку через Мунинна. Если не получится, спроси у Бальдра. Он научит тебя, как это делать, - она звонко засмеялась, и вокруг нее начала возникать легкая белая дымка.

– До встречи, моя принцесса! – прошептал Локи, с улыбкой наблюдая за тем, как ее силуэт растворялся в облаке. Ему было грустно, но в душе больше не было болезненного чувства потери.

Едва он вышел из подсобной комнаты, его глаза заметили Бальдра, который топтался возле куста с алыми розами. Увидев Локи, он поспешно приблизился к нему.

– Тор просил найти тебя и казать, что отец и мать хотят тебя видеть.

Окинув младшего брата взглядом, Локи кивнул в ответ и пошел к входу во дворец. В ту минуту он мог думать только о предстоящей встрече с родителями. Остальные дела могли подождать еще пару столетий…